в больницу и поить тетю приготовленными пойлами, которые не всякий здоровый человек способен выпить.

Все, что знал Паша про рак, он почерпнул из газет. Паша читал много статей своих коллег о победах над раком и успехах онкологии – успехах огромных и блестящих, как вершины Гималаев. И так же, как сами Гималайские горы, передовые технологии борьбы с раком были далеки от лежащих в третьей больнице.

Дни проходили за днями. Ощущение было такое, как будто бежишь по туннелю, нельзя свернуть влево и вправо, нельзя оглянуться или повернуть назад. Куда ни посмотришь – только какая-то серая масса пролетает мимо. Ничего не помогало. Тетя Зина худела на глазах. Скоро она уже не могла есть ничего, кроме бульона, да и то с трудом. А в один несчастный день в палате на месте тети Паша нашел только застеленную кровать.

– Идите в морг, – сказала добрая медсестра.

Не успел Паша подойти к моргу, как зазвонил его мобильный. Разные фирмы ритуальных услуг наперебой предлагали свою помощь. Паша подивился тому, как быстро работники морга продают информацию: его мобильный телефон знает вся похоронная Москва. От всех предложений Паша вежливо отказался. В редакции был свой ритуальный агент, которым был очень доволен даже главный редактор, недавно похоронивший тещу. Поэтому Паша набрал номер своей редакции. После обычных слов соболезнования секретарша директора дала телефон.

– Это Гриша Триц.

– Как-как?

– По буквам: тэ, рэ, и, цэ.

– Такое не выговоришь.

– А он и на Тип и на Цыц откликается. Профессионал.

Паша сразу набрал номер:

– Григорий?

– Да, хотя точнее Герш, но это не важно.

– Я из редакции «Московских ведомостей». У меня тетя умерла, и я хотел бы...

Дальше Паше говорить не пришлось.

– Где вы?

– В третьей онкологической.

– Ждите меня в холле, никому другому ничего не обещайте. Я через пятнадцать минут буду. Все ваши вопросы решим. Мои соболезнования.

Паша спокойно сел в холле больницы и стал ждать приезда Гриши. Он был готов к очереди в морге, к появлению пьяных могильщиков на кладбище, к бюрократическому ужасу оформления, унижению и стоянию в очередях.

Действительно, через пятнадцать минут появился похоронный агент. У него была типичная еврейская внешность. Видно, совсем недавно этот мальчик из интеллигентной еврейской семьи закончил какой-нибудь технический институт, но волны перестройки бросили его в похоронный бизнес. Там он со своим природным умом очень хорошо прижился. Единственное неудобство доставляло чувство юмора, которое приходилось скрывать. В другое время, может быть, он стал бы известным юмористом, звездой КВН, но высшие силы распорядились по-другому. Гриша быстрым, деловым шагом подошел к Парамону.

– Здравствуйте, Триц, – представился он. – Еще раз мои соболезнования.

– Здравствуйте, Триц, – попугаем ответил Паша. Будучи действительно расстроенным, он не заметил, что передразнивает Трица.

– Вы будете отвечать за похороны?

– Больше некому.

– Вы успокойтесь, не волнуйтесь. Я здесь не первый раз. Сейчас сбегаю в морг и возьму справку. Это все вас не касается. Чтобы вам не переживать так сильно, я лучше схожу сам. Для этого и нужны агенты. Знаете ли, чужое горе, оно все равно чужое, и человек не теряет голову.

– Да, спасибо.

– Давайте вот о чем поговорим. Вы уже выбрали кладбище, или у вас есть место?

– Места нет. А кладбище то, что ближе к Кремлю, – от тоски глупо пошутил Паша.

– Ближе всего к Кремлю – Новодевичье. Но там Кремль решает, кого хоронить.

Паша очнулся от тоски. Гриша ответил шуткой на шутку и показал, что тонко чувствует юмор. Какой вопрос – такой ответ. Гриша тоже понял, что у клиента есть чувство юмора.

– А если серьезно, то какие варианты?

– О, варианты – любые. Сейчас в Москве семьдесят шесть действующих кладбищ.

– Семьдесят шесть?

– Да, представьте себе. Полтыщи покойников в обычный день.

– Так много?

– Это в среднем. А если серьезно о близости к центру, в Москве таких кладбищ около десяти. Еще при Екатерине во время чумы все кладбища вынесли за версту от Москвы. Вот они все и оказались на теперешнем третьем кольце. Некоторые знаменитые, как Новодевичье, а другие и коренные москвичи не знают, такие, как Пятницкое.

– А это где?

– Вот вы, вижу, москвич, а тоже не знаете. Это за Рижским вокзалом, за мостом. Как оно так получилось, что одни кладбища всемирно знаменитые, а других никто и не знает? – Гриша посмотрел вдаль и похлопал себя по коленкам.

Прервал его размышления Паша:

– А Спасо-Преганьковское можно?

– Ну конечно, можно. Хоть у могилы самого Сушкина.

– Нет, на это у меня денег не хватит. А можно поискать что-нибудь и не у дальнего забора, и не в самом центре?

– Да, вам повезло. У меня там хорошие приятели. Сейчас я им позвоню.

Гриша достал свой мобильник (в качестве звонка он играл траурный марш Шопена), сказал что-то по телефону (что именно, Паша не понял), и вернулся к прерванному разговору:

– Все устроим, вы не волнуйтесь. Давайте договоримся так: сейчас я иду в морг, делаю там все дела. Потом беру справку, еду в ЗАГС и получаю свидетельство о смерти.

– А мне надо присутствовать?

– Вовсе не обязательно. Я сам соберу все документы. Вы пока успокоитесь, выясните, каковы ваши финансовые возможности. Завтра на Спасо-Преганьковском встретимся и решим вопрос с местом. Потом заедем ко мне в контору, решим вопрос с гробом, венками и прочим необходимым. Договорились?

– Ну, а хотя бы порядок суммы?

– Несколько тысяч условных денег. Причем скорее не две-три, а пять и больше.

– Хорошо, – Паша вздохнул.

Паша не был жадным. Скорее сентиментальным. Он понимал, что квартира в центре Москвы – это такой подарок, что он ничего не пожалеет, чтобы теткина воля была выполнена. Хотя такой воли и не было. Но Паша для себя создал странную формулу: «Если бы тетя Зина была жива, ей бы понравилось». Столько наличных не было, и он пошел собирать деньги.

В квартире, где он был буквально месяц назад, стояло запустение. Ему казалось, что смерть хозяйки чувствуется кожей. Он прошел к секретеру, выгреб все наличные деньги, присел на стул, за которым Зинаида обычно работала, и уставился на папку с надписью «Последний рассказ Сушкина». Он с трудом соображал от горя, но не мог не развязать тесемки. В папке были вырезки из газет и журналов, какие-то статьи и даже справки – видно, рассказ искали всерьез. Привлекла Пашу только записка, написанная рукой тети: