исследований Врехидской империи.

— Включено в какие-нибудь туристские маршруты.

— Безусловно.

— Тогда наверняка поблизости есть радиомаяк для ведения самолётов. Возможно, капсула шла на него, когда поняла, что повреждена. Значит, нас будет легко отыскать. — Он взглянул на небо. — К несчастью, не только нашим друьям.

— Что же делать? — спросил Бейчей.

— Ждать. Посмотрим, кто заявится. Я не могу выйти на связь, поэтому остаётся только предполагать, что Культура в курсе… Вероятно, Сма послала за нами модуль или даже звездолёт. Но скорее всего твои приятели из Солотола… — Он пожал плечами, бросил прутик и прислонился к каменному постаменту. Его тёмные глаза внимательно изучали небо, — сейчас наблюдают за нами.

Бейчей тоже поднял взгляд.

— Сквозь облака?

— Сквозь облака.

— Тогда, может быть, надо спрятаться… в лесу?

— Может быть.

Бейчей внимательно посмотрел на него.

— Куда ты собирался отвезти меня?

— В систему Импрен. Там есть космическая станция. Как утверждают, нейтральная.

— Послушай, Закалве, твои… хозяева действительно считают, что война так близка?

— Да, — вздохнул он, — может, нас отделяет от войны всего десять дней, может, сто… словом, она надвигается. — Он криво усмехнулся. — Те же причины, что и прошлый раз.

— Мне казалось, мы выиграли тот экологический спор против оземлячивания?

— Выиграли, но времена меняются, поколения, люди — тоже. Помнишь, сколько когда-то было бурных дебатов по поводу машинного разума? Теперь говорят так: да, машины разумные, но значение имеет только человеческий разум. Ты же понимаешь, люди всегда найдут повод рассматривать другой вид как неполноценных.

Повисла недолгая пауза, Бейчей нарушил её.

— Закалве, а тебе никогда не приходило в голову, что твои хозяева… «Культура» — так ведь они себя называют — не настолько заинтересованы во всём этом, как ты воображаешь и как они сами утверждают?

— Нет, мне это никогда не приходило в голову.

— Они хотят, чтобы другие люди во всём походили на них, Шераданин. В таком случае разве можно говорить об объективности? Соответственно, и их оценка ситуации, в том числе вероятности войны, не заслуживает доверия.

— Уже сейчас на дюжине планет идут локальные войны. Она надвигается, её запах носится в воздухе. Люди только об этом и говорят, Цолдрин. Тебе бы следовало интересоваться новостями, а не…

— Ну, тогда война неизбежна. — Бейчей пожал плечами.

— Чушь! — Старик вздрогнул от неожиданности и удивлённо посмотрел на него. — Есть одна поговорка: «Война — длинный утёс». Можно идти по самому краю, даже броситься с него — и уцепившись за выступ, избежать падения. Можно повернуть обратно, обойти… масса вариантов! Если враг не у твоего порога, всегда есть выбор, и даже если к тебе вторглись — значит, ты что-то упустил, сделал неправильный выбор, благодаря которому вообще можно было избежать драки. Повторяю, нет ничего неизбежного, чего нельзя было бы предусмотреть.

— Шераданин, ты меня удивляешь! Никогда бы не подумал, что услышу от тебя…

— Такие речи! — с грустной улыбкой закончил он и слегка сжал плечо Бейчея. — Ты слишком долго сидел, зарывшись в книги.

Он начал спускаться вниз по склону по направлению к обсерватории, Цолдрин последовал за ним.

— Разумеется, ты прав, я давно не вращался в политических кругах, не знаю, о чём идут споры, что представляют собой нынешние альянсы, каков баланс сил… Вряд ли моё мнение, может что-либо изменить.

— Не знаю, Цолдрин. — Обернувшись, он посмотрел старику в глаза, не отводя взгляд. — Не думай, я много размышлял об этом. Возможно, тебя используют как символ, возможно, все просто ищут предлог, которым можешь стать ты, незапятнанный недавними событиями… Маховик запущен, его нельзя остановить, но надо, чтобы люди видели, как для этого предпринимаются некие усилия… чтобы потом не услышать упрёков в свой адрес: «Почему вы не прекратили, не помешали всему этому!» Не важно, насколько сомнительна такая попытка… — Он пожал плечами. — Никогда не пытался предугадать их планы, выяснить мотивы и всё такое прочее.

— Ты просто делаешь, что они велят.

— И мне за это хорошо платят.

— Но ты ведь считаешь, что несёшь в мир добро? Тот улыбнулся и, усевшись на каменный цоколь, начал с беззаботным видом болтать ногами.

— Цолдрин, понятия не имею, хорошие они ребята или нет. Но… ни разу не видел, чтобы они были жестокими, даже когда этого требовала ситуация и у них имелось оправдание. Но есть немало таких, кто скажет тебе: у плохих богов всегда самые прекрасные лица и самые нежные голоса. — Он нахмурился и отвёл взгляд. — Черт!.. — Спрыгнув с цоколя, он подошёл к каменной балюстраде и замер, глядя туда, где небо над горизонтом стало краснеть. Через час стемнеет. — Они выполняют свои обещания и хорошо платят — прекрасные работодатели!

— Это вовсе не означает, что им дозволено решать нашу судьбу.

— Предпочитаешь, чтобы это сделали те… из Правления?

— Те, по крайней мере, вовлечены в процесс, для них это не просто игра.

— По-моему, так оно и есть. Разница лишь в том, что в отличие от Культуры, они недостаточно умны, чтобы относиться к играм всерьёз. Цолдрин, неужели ты на их стороне?

— Все мы говорили, что желаем Скоплению только добра — отозвался Бейчей. — Но лично я не знаю, какое из моих действий можно считать правильным. Мне кажется, я слишком много знаю, слишком долго занимался наукой. И вот спрашивается — зачем. Похоже, все усредняется, оседая пылью, — словно в нас есть некий механизм, придающий всему одинаковый вес… Поэтому человек во всём видит и хорошее, и плохое. Всегда имеются прецеденты, есть доводы в пользу любого возможного курса действий… но в итоге человек ничего не делает. Наверное, именно в этом и заключается эволюция — освободить поле деятельности для более молодых, ничем не обременённых умов, я имею в виду — не обременённых рефлексией, для тех, кто не боится действовать.

— Таковы все общества, где консервативные старики сосуществуют с бунтарской молодёжью. В таких государствах давно дискредитировавшие себя идеи поддерживаются милитаристски настроенной молодёжью. Никто не спорит, Цолдрин, ты по праву заслужил отдых. Но не будешь ли ты чувствовать себя виноватым, когда — а не если — наступят скверные времена. Ты обладаешь влиянием, властью, дружище, нравится тебе это или нет. Просто ничего не делать — это тоже позиция, неужели не ясно?

На некоторое время установилась пауза.

— Послушай, Цолдрин, что стоят все твои занятия наукой, твоя учёность, знания, если это не ведёт к мудрости? Мудрость как сознание того, что правильно и что будет правильнее сделать? Ты почти бог для некоторых людей этой цивилизации, повторяю, нравится тебе это или нет. Если ты ничего не будешь делать, они почувствуют себя… брошенными, ими овладеет отчаяние.

Бейчей молчал. Закалве развёл руками, затем облокотился на парапет, глядя на темнеющее небо, и спустя пару минут прервал слишком затянувшееся, по его мнению, молчание.

— Так это обсерватория, да?

— Да. — Старик задумался, затем продолжил: — Утверждают, что пять тысяч лет назад это было местом погребения, потом этому месту придавали какое-то астрологическое значение. И наконец берхиды построили эту обсерваторию для изучения звёзд, солнечных затмений, движения планет. Здесь должны быть солнечные и водяные часы, секстанты, некое подобие сейсмографов…