скорость и будет двигаться по минимальному радиусу. Если Гурдже вынудят принять физическую опцию и он проиграет, «Фактор» на полной скорости устремится к Эа. Корабль совершенно точно сумеет избежать столкновений с имперскими силами, добраться за несколько часов до Эа и при помощи тяжелого перемещателя забрать Гурдже и Флер-Имсахо с планеты, даже не замедляясь.
— Это что такое? — Гурдже недоуменно посмотрел на крохотный шарик, извлеченный откуда-то Флер-Имсахо.
— Маяк и односторонний коммуникатор, — сообщил ему автономник, уронив шарик в ладонь Гурдже, где тот, описав круг, остановился. — Положите его под язык — он имплантируется, и вы даже не будете его чувствовать. Корабль станет наводиться на него, если не сможет найти вас другим способом. Когда вы почувствуете резкую боль под языком — четыре укола за две секунды, — у вас останутся две секунды, чтобы принять позу зародыша, прежде чем все в радиусе трех четвертей метра от этого шарика будет затянуто на борт корабля. Так что придется спрятать голову между колен и не раскидывать руки.
Гурдже посмотрел на шарик диаметром около двух миллиметров.
— Вы серьезно, автономник?
— Абсолютно. Корабль, вероятно, будет идти на форсированной тяге — возможно, со скоростью от одного до двадцати килолет. Поэтому даже его тяжелый перемещатель будет находиться в зоне действия только в течение пятой доли миллисекунды, и нам понадобится вся возможная помощь. Вы ставите меня и себя в очень сомнительное положение, Гурдже. Знайте, что меня это совсем не радует.
— Не беспокойтесь, автономник. Я ни в коем случае не позволю распространить физическую ставку на вас.
— Нет, я говорю о возможности перемещения. Это рискованно. Меня об этом не предупредили. Поля перемещения в гиперпространстве — явления исключительные, подверженные принципу неопределенности…
— Да, может кончиться тем, что вас затянет в другое измерение или…
— Или, что более вероятно, расплющит о какой-нибудь угол этого.
— И как часто такое случается?
— Приблизительно один раз на восемьдесят три миллиона перемещений, но это не…
— Это все же гораздо меньше того риска, которому вы подвергаетесь в автомобилях или самолетах этой шайки. Да побудьте вы хоть немного сорвиголовой, Флер-Имсахо, — рискните.
— Вам хорошо говорить, но даже если…
Гурдже позволил машине болтать сколько угодно.
Он пойдет на этот риск. Корабль, если придется выручать их, потратит несколько часов на приближение к планете, но смертельные ставки никогда не приводились в исполнение раньше следующего утра, а Гурдже мог легко отключить болевые ощущения, связанные с любыми пытками. Пусть даже случится худшее, — на «Факторе» есть все нужные медикаменты, чтобы полностью поставить его на ноги.
Гурдже сунул шарик под язык и несколько секунд чувствовал онемение, которое тут же прошло, словно растворилось. Шарик, однако, прощупывался в ткани основания рта.
Он проснулся утром первого дня нового тура, испытывая чуть ли не сексуальное возбуждение.
Новое место. На этот раз игра шла в конференц-центре неподалеку от порта, где они приземлились в день прибытия. Здесь ему противостоял Ло Принест Бермойя, судья верховного суда Эа и один из наиболее впечатляющих верховников, с какими сталкивался Гурдже. Он был высок, сед и двигался с грацией, которая показалась Гурдже до странности, даже тревожно знакомой, и поначалу он даже не мог объяснить почему. Потом он понял, что у пожилого судьи была походка культурианца — в движениях чувствовалась неторопливая легкость, которую Гурдже в последнее время перестал принимать как должное и потому увидел, можно сказать, словно впервые.
Бермойя в малых играх сидел между ходами, почти замерев, не отрывая глаз от доски, и двигался, лишь когда наступала его очередь. Его карточные ходы были так же точны и обдуманны, и Гурдже обнаружил, что в ответ ведет себя прямо противоположно — начинает нервничать, дергается. Он противодействовал этому, выделяя гормоны, сознательно успокаивая себя, и за семь дней малых игр постепенно подладился под неторопливый, размеренный стиль верховника. После подведения итогов судья немного опережал его. Ни о каких физических ставках речь не шла.
Они стали играть на Доске начал, и сперва Гурдже подумал было, что империя решила положиться на несомненное мастерство Бермойи… но не прошло и часа игры, как седоволосый верховник поднял руку, призывая судью.
Вместе они подошли к Гурдже и стали у одного угла доски. Бермойя поклонился.
— Жерноу Гурджей, — сказал он низким голосом, и Гурдже показалось, что в каждом басовитом слоге звучала непререкаемая властность. — Я должен просить вас принять телесную ставку. Готовы ли вы рассмотреть это предложение?
Гурдже заглянул в большие спокойные глаза, почувствовал, что не выдерживает этого взгляда, и опустил голову. На миг в его сознании мелькнула девушка на балу. Он снова взглянул на судью — и снова увидел перед собой это непреклонное выражение мудрых и знающих глаз.
Перед Гурдже был человек, который приговаривал своих соплеменников к казни, обезображиванию, боли, заключению; верховник, который не раз прибегал к пыткам и увечьям, который своей властью мог применить их и даже смертную казнь во имя сохранения империи и ее ценностей.
«И я мог бы ответить „нет“, — подумал Гурдже. — Я уже и без того сделал немало. Никто не сможет меня обвинить.
Так почему не отказаться? Почему не согласиться с тем, что они в этом сильнее меня? Зачем доставлять себе столько беспокойств и мучений? Пусть даже только психологических, хотя, возможно, и физических? Ты уже доказал все, что от тебя требовалось, все, что хотел, больше, чем от тебя ожидалось.
Сдайся. Не будь идиотом. Ты ведь не герой. Тут должен быть трезвый игровой расчет — ты уже выиграл в жизни все, что тебе было нужно. Отступи, покажи им, что ты думаешь об их идиотской физической опции, об их убогих, наглых угрозах… покажи им, как мало это для тебя значит».
Но он не собирался делать этого. Он спокойно посмотрел в глаза верховника и понял, что продолжит игру. Он подумал, что слегка сошел с ума, но отступать не собирался. Он возьмет за холку эту легендарную игру маньяков, запрыгнет на нее, объездит ее. Интересно, сколько он сможет продержаться на спине этого зверя, прежде чем тот сбросит его и сожрет.
— Готов, — сказал он, и его зрачки расширились.
— Насколько я понимаю, вы принадлежите к мужскому полу.
— Да, — ответил Гурдже, чувствуя, как потеют ладони.
— Моя ставка — кастрация. Удаление мужского члена и яичек против верховнианского холощения. Это касается данной игры на Доске начал. Вы принимаете эти условия?
— Я…
Гурдже сглотнул было слюну, но во рту стояла сушь. Вот ведь нелепица — он не подвергался серьезной опасности. Его спасет «Фактор», либо он пройдет через это. Боли он не почувствует, а гениталии — одна из самых быстро восстанавливаемых частей тела… И все же ему показалось, что помещение перед ним накренилось и приняло другой вид, мысленным взором он увидел тошнотворную красноватую жидкость, которая медленно сочилась, сворачивалась, булькала…
— Да! — выпалил он, выдавливая из себя это слово. — Да, — сказал он судье.
Два верховника, поклонившись, удалились.
— Если хотите, можно сразу же вызвать корабль, — сказал Флер-Имсахо.
Гурдже не отводил глаз от экрана. Он и в самом деле собирался вызвать «Фактор сдерживания», но хотел обсудить свою довольно неважную позицию, а не взывать о спасении. Он проигнорировал автономника.
Сейчас была ночь, а день прошел для него плохо. Бермойя играл блестяще, и новостные передачи были полны известий об их игре. Ее провозглашали классической, и теперь Гурдже (вместе с Бермойей) опять стал лидером по числу упоминаний в новостях. Вместе с Никозаром, который по-прежнему громил
