— Подойди сюда! — кричит мужчина.

Передо мной летят брызги его слюны. Энди переводит взгляд с него на меня, и я вижу, как дрожит его подбородок.

— Подойди сюда! — визжит мужчина; Энди приближается на пару футов. — Ну-ка, снимай свои штаны! — шипит человек на Энди. — А ну, снимай. Видел я вас! Видел, чем вы там занимались! А ну, снимай штаны!

Энди трясет головой и отступает назад.

Я начинаю всхлипывать.

Мужчина встряхивает меня.

— Ну ладно! — говорит он.

Наклоняется надо мной, кладет свой большой палец на молнию моих джинсов и пытается ее расстегнуть. Я сопротивляюсь и ору, но высвободиться не могу. Запах окутывает меня; это он, это его пот, его запах.

— Отпусти его, сволочь! — кричит Энди. — Никакой ты не полицейский!

Я не вижу, что делает Энди, — его от меня закрывает этот мужчина, но тут Энди врезается в него, опрокидывает на спину и кричит, а я вывертываюсь от них; я даю деру на четвереньках сквозь папоротники, затем останавливаюсь и оборачиваюсь. Мужчина схватил Энди, тот сопротивляется, а этот тип навалился на него, сгибает, прижимает к земле, Энди тяжело дышит, мычит, пытается вырваться.

— Сволочь! Отпусти меня! — кричит он. — Никакой ты не полицейский!

Мужчина молча бросает Энди в папоротники, высвобождает одну руку и бьет Энди по лицу. Сопротивление Энди слабеет, но он еще дергается; мужчина тяжело дышит, он поднимает взгляд на меня — в его выпученных глазах напряжение.

— Эй, ты, — выдавливает он, хватая ртом воздух. — Стой там! Ты меня понял? Стой там!

Меня так трясет, что я почти ничего не вижу. Слезы стоят у меня в глазах.

Мужчина стягивает с Энди штаны; я вижу, как Энди оглядывается — глаза мутные. Его взгляд останавливается на мне.

— Помоги, — хрипит он, — Камерон… помоги…

— Значит, Камерон? — говорит мужчина, взглянув на меня и спуская с себя брюки. — Вот что, Камерон, стой на месте, понял меня? Стой, где стоишь, понял?

Я трясу головой и делаю шаг назад.

— Камерон! — кричит Энди.

Мужчина возится со своими трусами, а Энди пытается вылезти из-под него. Я пячусь, почти падаю; чтобы не упасть, разворачиваюсь и на том же движении что хватает сил пускаюсь прочь; я не могу остановиться, я должен спасаться бегством; я бегу по лесу, слезы жгут мне лицо, я истерично всхлипываю, отчаянные хрипы и свисты разрывают мне грудь, горячее дыхание обжигает горло, папоротник хлещет меня по ногам, ветки стегают по лицу.

Вчера вечером я назвал Макданну два имени и соответствующие им профессии, а потом замкнулся в себе и больше не стал ничего говорить ни о них, ни о трупе. Он без конца всасывал воздух, пытаясь вытащить из меня еще что-нибудь, и в этом было что-то почти забавное — ведь именно этот звук и подсказал мне решение, меня словно озарило. Зубной врач! Я вспомнил, как ездил в Кайл, когда был в Паром-Стром — паром закрыт, вспомнил ночной кошмар, преследовавший меня, — обгоревшие останки после блеве, сэр Руфус, черные кости, черные ногти, черное дерево, распахнутые черные челюсти, то-то будет возни с картотекой у зубного; вот тогда я и подумал: а как они опознали Энди?

С именами получилось даже лучше, чем я ожидал. Теперь я вижу выход. Я чувствую себя Иудой, но зато у меня есть выход; пусть это и не очень порядочно, но за последние дни я довольно внимательно присматривался к своей особе и вынужден был признаться самому себе, что я вовсе не такой уж замечательный, как мне того хотелось.

Я представлял себя в подобных ситуациях, заранее сочинял речи — о правде и свободе и защите источников информации; представлял себе, как произношу эти речи, будучи вызван в суд свидетелем, после чего судья приговаривает меня к девяноста дням или шести месяцам заключения за неуважение к суду; но я себя обманывал. Даже если я и был готов отправиться в тюрьму, чтобы спасти кого-то другого или сделать какое-нибудь сомнительное заявление о свободе печати, то теперь знаю: я бы сделал это только для того, чтобы предстать перед публикой в лучшем виде. Я эгоист, как и все вокруг. Я вижу путь к спасению и иду по нему, а то, что это предательство, не имеет никакого значения.

И потом, я ведь плачу за предательство, рассказывая им о трупе. Само по себе это ничего не доказывает, но таким образом я вынуждаю их привезти меня в Стратспелд на похороны. Я могу заглянуть Макданну в глаза и сказать ему всю правду, а он знает, что это правда, и возьмет меня. Так я думаю.

И возможно, этим актом предательства я в конце концов смогу освободиться от груза тайного страха, который связал меня с Энди двадцать лет назад, и теперь я (избавившись от того греха) могу предать его еще раз.

Макданн в это утро появляется очень рано, мы все в той же старой комнате, где проводятся допросы. Это место мне хорошо знакомо, оно для меня уже как дом и приобретает оттенок иллюзорного уюта. Макданн стоит за столом, курит. Он кивает мне на стул, я сажусь и зеваю. Но вообще-то эту ночь я спал довольно хорошо — в первый раз с тех пор, как попал сюда.

— Они оба исчезли, — говорит Макданн.

Он разглядывает столешницу. Затягивается сигаретой «Би-энд-Эйч». Я бы тоже закурил, хотя еще рано и я еще толком не успел прокашляться с утра, но Макданн, похоже, забыл о хороших манерах.

— Хэлзил и Лингари, — говорит он, глядя на меня, и вид у него теперь и в самом деле озабоченный, взволнованный, обеспокоенный, усталый — впервые за время нашего знакомства; да, здесь все по-другому в Паддингтон-Грине. — Они исчезли оба, — говорит мне инспектор, по всему видно: он потрясен. — Лингари только вчера, доктор Хэлзил — три дня назад.

Он отодвигает стул и усаживается на него.

— Камерон, — говорит он, — что это за труп?

Я качаю головой:

— Возьмите меня туда.

Макданн втягивает через зубы воздух и отводит взгляд.

Я сижу молча. Наконец-то я чувствую, что владею ситуацией. Теоретически я мог бы, конечно, и безбожно врать и иметь совсем иные причины для посещения Стратспелда (может, меня просто ностальгия замучила по Шотландии), но я уверен: он знает, что я не вру и труп там есть; думаю, он видит это по моим глазам.

Макданн тяжело дышит, затем поднимает на меня тяжелый взгляд.

— Ты ведь знаешь, да? Знаешь, кто это, да? — Он втягивает воздух сквозь зубы. — Это тот, о ком я думаю?

Я киваю:

— Да, это Энди.

Макданн мрачно кивает. Он хмурится:

— Так кто же был в отеле? Вроде бы в тех краях никто не пропадал, заявлений не поступало.

— Еще поступит, — говорю я ему. — Парня зовут Хоуи… Не помню его фамилии — начинается на «Г». В тот день, когда я уехал, он собирался отправиться в Абердин — нашел там работу на буровой. Мы вечером немного поддавали в отеле, а потом произошла драка, но я к тому времени уже дошел до кондиции и рухнул спать. Энди мне сказал, что Хоуи и два других местных парня поколотили пару приезжих, которые были на вечеринке. Потом вызвали местного полицейского, и тот искал Хоуи. — Я вытянул вперед руки. — То есть так мне Энди говорил, поэтому, может, это все и россказни, но я уверен, что до этого момента все чистая правда. Думаю, Энди предложил Хоуи переждать в отеле, затаиться, пока копы будут его искать, а все остальные пусть думают, что Хоуи уже давно в море — на буровой. — Я стучу пальцами по столешнице и разглядываю макданновскую пачку сигарет, надеясь, что он поймет намек. — Гриссом, — говорю я Макданну, неожиданно вспомнив. Всю ночь мучался, и вот вам пожалуйста, поговорил немного, и оно тут как

Вы читаете Пособник
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату