изъян в безупречном узоре, ложный удар в ритме ее тела.
Зефла шествовала большими шагами в кюлотах и легкой накидке рубашечного покроя, расслабленной походкой — голова мотается из стороны в сторону, — улыбаясь всем сразу и никому в отдельности с такой легкостью, словно она всю жизнь прожила здесь, знала всех проходящих мимо людей и каждый день ходила этой дорогой.
Все головы поворачивались им вслед, когда они пересекали мост над тонкой струйкой реки Ишумин. Когда они вступили на обнесенную стенами людную территорию университета, то торговцы в палатках позабыли о своих покупателях, люди в телефонных будках потеряли нить разговоров, пассажиры на трамвайной остановке не успели нажать на кнопку вызова трамвая, и тот со звоном пронесся мимо; по меньшей мере двое мужчин, обернувшись через плечо, столкнулись с шедшими навстречу прохожими.
Шеррис начала чувствовать себя неловко, когда они входили через Триумфальные Ворота в полутемную суматоху префектуры литературного факультета.
— Ты уверена, что за тобой не следили? — спросила она у Зефлы.
Та взглянула на нее с легким скептицизмом.
— Разумеется, за мной следили, — насмешливо сказала она. — Но на уме у этих шпионов не было ничего, что могло бы нам повредить. Скорее наоборот, как мне кажется. — Она с крайне самодовольным видом взяла Шеррис под руку. — Я и забыла, что мы можем привлекать к себе внимание.
Шеррис немного расслабилась. Она оторвала взгляд от плотно пригнанных друг к другу булыжников мощеной улицы Метонимии и подняла его к воздушным трапециям стеблей, образующим элегантные арки над видневшейся в отдалении оградой математического факультета, и принялась насвистывать.
Они продолжали свой путь рука об руку. Зефла на минутку призадумалась, затем улыбнулась; юноша с охапкой древних книг, пересекавший улицу перед ними, будто угодив под прожектор ее улыбки, немедленно уронил все свои тома. Оп! — и Зефла, легко перешагнув через осевшего на корточки студента, внимательно глянула на Шеррис.
— Свистишь?
— М-м-м?.. — Шеррис посмотрела на нее.
Они остановились на углу улицы, чтобы изучить карту университета. Зефла нагнулась, сцепив руки за спиной, и заглянула Шеррис в лицо.
— Свистишь, — повторила она. — Насколько я понимаю, это может означать только одно.
На лице Шеррис появилась нехарактерная для нее широкая улыбка. Она пожала плечами и деликатно кашлянула.
Они сложили карту и вновь зашагали по окаймленной высокими стенами улице в сторону исторического факультета.
— Вот черт, неужели так заметно?
— К тому же ты выглядишь невыспавшейся.
Шеррис легонько потерла ладонями глаза.
— Хм, да уж.
— И кто же этот счастливчик?
— Музыкант.
— Струнные? Духовые? Клавиши? Композиция? — деловито осведомилась Зефла.
Шеррис усмехнулась, изогнув бровь.
— Ударные, — хрипло ответствовала она.
Зефла прыснула, затем снова посерьезнела и громко заявила, подняв голову:
— Не хвастайся, дорогая! Это неприлично.
— Черт бы побрал эту войну, — вздохнул Миц Энсил Годзикама, картинно откидываясь на ароматные подушки небольшой гондолы.
Он поднял за ножку бокал с крепким напитком, стоявший на столике посредине лодки, и деликатно пригубил, глядя на мягко сияющие фонари, мимо которых проплывала гондола. Фонарь на носу лодки тоже мягко светился, покачиваясь на конце изогнутой поскрипывающей тонкой ветви над головой. Люди в маскарадных костюмах прогуливались по набережной канала в нескольких метрах от них, посмеиваясь и помахивая флажками. Их лица были спрятаны под сказочными гротескными масками. Высоко над темной громадой города сверкал салют; вспышки высвечивали лиственные пологи Древодома, изредка обозначая силуэты сплетенных стеблей.
Шеррис — точнее, командир Одиннадцатой Эскадрильи Клиперов Нерегулярных Частей Антиналоговой Лиги — сидела тогда за столиком напротив Мица. Впервые, с тех пор как они встретились год назад, он видел ее не в форме, робе или грубой рабочей одежде. Сейчас ее глаза и переносицу закрывала радужная зеркальная полумаска. Голову венчало белое кепи с искусственными зелеными перьями. Платье тоже было ярко-зеленым — короткое, с глубоким вырезом, точно подогнанное по фигуре. Ноги, в соответствии с последними требованиями моды, покрывала прозрачная масляная полимерная ароматная пленка. У Шеррис были длинные ноги безупречной формы, и они сверкали, мерцали, искрились в свете висячих фонарей, качающихся на тонких стеблях над темным каналом.
Он не мог отвести взгляда от этих стройных, сильных ног. Он помнил, какова на ощупь эта полимерная пленка — сухая, мягкая и гладкая, она медленно испаряется при прикосновении, — блестящий покров в несколько молекул толщиной. Миц неоднократно испытывал это ощущение наедине с другими женщинами, и оно уже потеряло для него свою свежесть и эротизм. Но, сидя с ней в этой маленькой, тихо покачивающейся лодке в последнюю ночь фестиваля, ему хотелось приклеиться к ней, обнимать, гладить и целовать эту женщину больше, чем кого бы то ни было раньше. Желание было таким глубоким и сильным, словно это происходило в первый раз, и оно, это желание, жгло Мица, переполняло его, ослепляло и жидким огнем струилось по жилам.
Ему вдруг показался неуместным тот факт, что она — его командир, да вдобавок еще и голубых кровей. Эти мысли до сих пор почему-то не давали ему думать о ней как о женщине, к тому же женщине красивой и интеллигентной. А между тем женщин этого типа он безошибочно распознавал с первого взгляда, с первого слова и при первой же возможности стремился затащить в постель. С Шеррис же было не так. Он воспринимал ее не иначе как своего блестящего, но грубоватого и саркастичного командира. Или же — как высокомерную, презрительно-насмешливую голтарскую аристократку. И он отлично это сознавал…
— Тост! — Шеррис скрестила свои изящные ноги и подалась вперед, подняв бокал.
— За что пьем? — поинтересовался Миц, разглядывая искаженное разноцветное отражение собственного лица. Его радужная маска висела на веревочке, на шее.
— Тайный тост, — ответила она. — Секретный — каждый пьет за то, что загадает.
— Глупый обычай. — Он вздохнул. — О'кей.
Они чокнулись. Фигуры в масках, наряженные провинциальными разбойниками, бежали вдоль канала, вопя и стреляя из пугачей. Он не обращал на них внимания, глядя в ее глаза, и допивал коктейль. Пора уложить тебя в постель, мой командир, подумал он про себя.
Ее темные насмешливые глаза взглянули на него из-под маски. Губы чуть тронула улыбка.
На дно лодочки прямо между ними плюхнулась цветочная граната. Шеррис рассмеялась своим чувственным, холодноватым смехом и бросила гранату в него; он отправил ее обратно. Пахучий запал дымился, догорая. Шеррис прижала шарик размером с кулак, рассматривая его (и тут включилась синхронейросвязь — Шеррис ворвалась в него, как всегда бывало в подобных ситуациях, и он знал, что сейчас творится у нее в душе). Он ждал долгие секунды, чтобы вынудить ее действовать, затем, как только запал окончательно догорел, Шеррис перебросила ему гранату. Он расхохотался, переполняемый счастьем, и попытался отпихнуть цветочную гранату обратно.
Граната взорвалась с громким хлопком, подняв вокруг себя тучу разноцветных брызг, окруживших их тысячей крошечных бутонов. Некоторые пристали к его одежде, остальные оказались настолько маленькими и сухими, что попали в нос, заставив его чихнуть. Воздух наполнился сильным ароматом.
Он закашлялся, стараясь смахнуть цветы, с трудом осознавая при этом, что Шеррис хлопает в ладоши и безудержно смеется. Шутники на берегу свистели и веселились.
Миц сел, сморкаясь и продолжая смахивать налипшие цветки с пиджака. Несколько бутонов попало к
