Адиджин увидел, как взгляд командира охранников прошел чуть выше короля, потом вокруг него, а потом направился дальше.
Адиджин рассчитывал, что ему удастся застать командира охранников за грезами наяву, но тот вообще ни о чем не думал – он действовал на автопилоте: профессионально наблюдал, слушал. Хотя он, бывало, и предавался пустым фантазиям (было бы крайне подозрительно, если бы такого не случалось), но не в данный момент. Адиджин переключился еще раз.
Главный полковник службы безопасности сама была занята прощупыванием чужих мозгов – она наблюдала за встречей главных программистов клана криптографии и теперь сканировала мозги того, кто пытался подавить в себе мысли о республиканской форме правления и революции. Тоска смертная. Главный полковник вела здоровую, насыщенную сексуальную жизнь, была весьма изобретательна в этой области, и Адиджин провел немало счастливых часов с ней и ее партнерами, но в данный момент она была занята исключительно делом.
Его личный секретарь получал от своего конструкта подробности разговора, только что проведенного с тенью покойного графа Сессина. Бедный граф Сессин, подумал король. Он всегда испытывал симпатию к Сессину. Одновременно секретарь завтракал – салатом с анчоусами. Король ненавидел анчоусы, ненавидел сильнее, чем его личный секретарь любил их, и переключился еще раз.
Его сенешаль вел наблюдение за исследовательской группой, занятой мониторингом посольства повстанцев из Часовни на предмет рассеянного умственного излучения. Тоска смертная и к тому же невразумительно.
Его нынешняя фаворитка сканировала мозг одного математика, обдумывавшего некую изящную теорему; двор содержал много математиков, философов и эстетов для того, чтобы иметь возможность такого вот искупительного погружения в возвышенные мысли, но Адиджина подобный эрзац вовсе не привлекал.
Он испытывал разочарование, когда, подсматривая за людьми, обнаруживал, что те, в свою очередь, тоже следят за кем-то.
Он проверил, продолжает ли свою речь медведеобразный эмиссар (тот продолжал, и король позволил себе позлорадствовать авансом – он представил себе чувства эмиссара, когда завертится бомбовый раскоп на пятом уровне юго-западного солара и тот поймет, что все эти переговоры – лишь не требующие затрат упражнения в пустой трате времени), и погрузился в мозги других обитателей Серефы: тупейный художник на башенной крыше террасного городка создавал свое очередное экстравагантное творение, клиометрик дремал в книгохранилище сторожевой башни восточного пятого уровня, муаролог молился в ризнице верхней северной часовни, скалолаз очищал от бабилии пирамидальный контрфорс башни в ракушечной стене.
Скукотища.
Он проверил своих шпионов-наблюдателей, сидящих на карнизах и оконных перемычках, дрожащих на крышах и пятилистниках, привязанных и примостившихся иод зубцами и бойницами или просто пробирающихся, как полузамерзшие блохи, по студеным вертикальным лесам высокогорной бабилии; эти наблюдатели следили за неприступными, холодными, покрытыми снегом склонами и долинами высокого замка – не появился ли враг, не возникло ли что-либо достойное внимания… Один из них умер на северном коньке десятого уровня; старший наблюдатель Йастл утверждал, что после акклиматизации люди выживают на высоте в десять тысяч метров, но бедняги один за другим опровергали это… И тот, кто свалился с щипца седьмого уровня. И тот, кто смотрел, как черный дым заполняет холодный белоснежный провал Комнаты Южного Вулкана… И тот, кто на южной стороне восьмигранной башни ослеп от сверкающего снега и бредил. И тот, кто на среднике западного фонаря, на седьмом уровне, плакал, глядя на свою руку с черными отмороженными пальцами и зная, что уже никогда не спустится. Неудивительно, что люди считали наблюдателей сумасшедшими. Быть шпионом куда как безопаснее.
Он обозрел вид, открывающийся нескольким статическим и летающим камерам. В последнее время было потеряно несколько летающих камер, уничтоженных настоящими птицами. Какой-то сбой в фаунастатусе крипта, возможно вызванный работами на соларе Л5 Ю-3. Так сказали криптографы, которые теперь разбирались с этими происшествиями.
Он заглянул в Астрономическую обсерваторию дворца. У них были инструменты для наблюдения за солнцем. Излучение составляло девяносто один процент от нормы; медленное падение продолжалось, как и несколько более интенсивное уменьшение в инфракрасной части спектра. Скука и тоска.
Он перевел взгляд еще дальше и на короткое время оказался в мозгу бездомного, ищущего пропитание на тихих руинах Манхэттена, потом посмотрел на мир глазами дикого химерика-кондора, парящего высоко над южными Андами, потом заглянул в мозг молодой новозеландки, занимающейся серфингом поутру. Потом он стал частью тройного мозга химерика в ките-глубиномере, плавающем где-то в Тихом океане, потом соединился с молящейся жрицей в каком-то полуночном храме Сингапура, за которой последовал пьяный ночной сторож на заводе овитроники в Ташкенте, потом страдающий бессонницей агронометр в Аравии, запутавшийся отшельник, втуне читающий проповедь внутри дымной опиекурильни в старой Праге, и, наконец, сонный воздухоплаватель, спускающийся сквозь темноту над Таманрассетом.
Все это, конечно, расширяло кругозор, но… А вот армейский полковник двора думает о своей новой любовнице. Это уже получше.
… Жена Сессина!
Неужели это простое совпадение?
