напоминали, что насельники, занимающиеся охотой сегодня, в свое время тоже были объектом охоты, а преследуемые ныне в будущем сами станут охотниками. И вообще, если у вас есть все перспективы прожить сотни миллионов лет, то стать дичью на какой-нибудь век с небольшим — вещь настолько тривиальная, что о ней и говорить не стоит.
— Они не чувствуют боли, Тайнс, — сказал ей Фассин. — В этом-то все и дело. Они не очень-то понимают, что такое физическое страдание. Во всяком случае, на эмоциональном уровне.
— Не очень понимаю, как это может быть. Но если даже и так? Что ты этим хочешь сказать? Они недостаточно разумны, чтобы испытывать душевные страдания?
— Даже душевные страдания на самом деле не есть то, что мы понимаем как боль, когда нет физиологического ее эквивалента, когда не с чем сравнивать.
— Это самая последняя теория, да? Учебник по ксеноэтике?
От подземного толчка средней силы содрогнулась поверхность, на которой оба сидели, но они не обратили внимания. Огромные потрепанные полоски материала, висевшие высоко над ними, зашевелились.
— Я только хочу сказать, что они — цивилизация, у которой мы можем научиться гораздо большему, чем жестокое обращение с детьми.
— Хотя строго говоря, они никакая не цивилизация.
— Ну бог ты мой, — вздохнул Фассин.
— Что?
— Все зависит от того, какое определение цивилизации ты принимаешь. Для кого-то они — постцивилизация, потому что отдельные группы на каждом из газовых гигантов почти не контактируют друг с другом, для других они — цивилизация в диаспоре, что, по сути, есть то же самое в более мягких терминах, для третьих они — пример вырождения, поскольку, практически завоевав галактику, в конечном счете проиграли, так как потеряли всякий интерес к завоеваниям, или почему-то забыли, в чем состояла их цель, или же утратили всю свою жестокость и стали робкими и застенчивыми и решили, что по справедливости всем другим тоже нужно предоставить шанс, или же какая-то более мощная сила предъявила им ультиматум. Все это может быть правдой, а может быть кучей чепухи. Вот этим-то и занимается наука о насельниках. Может быть, в один прекрасный день мы будем точно знать… Что?
Тайнс как-то странно смотрела на него.
— Ничего. Просто задумалась. Ты, значит, все еще не решил, что будешь делать после колледжа?
— Я могу и не становиться наблюдателем, могу вообще не заниматься насельниками. Это не принудительная система. У
— Гм. Ну что ж, — сказала она, — давай-ка еще раз попытаемся связаться с реальным миром. — Она легко поднялась на ноги. — Идешь?
— Ничего, если я останусь? — Фассин, оглядываясь, потер лицо. — Устал немного. Я думаю, мы здесь практически в безопасности, да?
— Наверно, — сказала Тайнс. — Скоро буду.
Она повернулась и зашагала в темноту и скоро исчезла, оставив Фассина одного в слабом свете огней флаера посреди бескрайнего моря гулкой темноты.
Он хотел и не хотел спать, а побыв несколько минут в одиночестве, подумал, что, может, здесь не так уж и безопасно, и чуть было не пошел за Тайнс, но потом подумал, что может потеряться, а потому остался на месте. Он откашлялся и сел попрямее, говоря себе, что не должен уснуть. Но, видимо, все же уснул, потому что раздались крики и разбудили его.
Он отбыл на ложной заре альбедного восхода, когда Юлюбис находился еще далеко за горизонтом, но освещал половину обращенной к нему полусферы Наскерона, заливая Северное тропическое нагорье Глантина золотисто-коричневым. Желтоватое атмосферное сияние дальше к северу добавляло собственный неустойчивый свет. Накануне вечером Фассин попрощался с многочисленными друзьями и семьей и оставил записки тем, кто, как его мать, находился вне пределов досягаемости. Джааль спала, когда он уходил.
Словиус слегка удивил Фассина: пришел проводить его в домашний порт — круг диаметром сто метров, устланный безжизненным плоским гранитом холодного плавления, расположенный в километре от дома близ реки и пологого, лесистого склона нагорья. Моросил дождик, и с запада двигались тучки. В центре круга на трехногой опоре стоял, излучая жар, окруженный облачками пара, узкий, цвета воронова крыла корабль Навархии метров шестидесяти в длину.
Они остановились и посмотрели на него.
— Это ведь иглоид? — спросил Фассин.
Его дядюшка кивнул.
— По-моему, да. Будет у тебя шикарное приземление в Пирринтипити, племянничек.
Суборбитальная яхта, принадлежащая Словиусу, тоже обтекаемая, была гораздо короче — размером в половину черного корабля Навархии: она покоилась на круглой парковочной площадке в стороне от главного круга. Они пошли дальше — Фассин в тонком противоперегрузочном комбинезоне под легкой клановой накидкой. У него было такое чувство, будто он от коленок до шеи погружен в некий теплый гель.
Фассин нес саквояж, в котором лежал его официальный костюм. Слуга с косичкой нес другой чемодан и держал над Фассином большой зонтик. Над креслом-ванной Словиуса натянули прозрачный полог. Другой слуга держал на руках спящую Заб — племянницу Фассина; девчушка (предыдущим вечером она скандально поздно улеглась спать, узнав каким-то образом, что ее дядюшку вызвали на Сепекте) настаивала на том, что должна проститься с дядей, и выклянчила у деда и родителей обещание, но потом уснула — чуть ли не сразу, как только они покинули здание маленького фуникулера, обслуживавшего порт.
— Да, передай привет моему старому другу, главному наблюдателю Чайну из Фавриала, — сказал Словиус, когда они подошли к кораблю Навархии. — Если увидишь. Да, и самый теплый привет, естественно, Брааму Гансерелу из клана Тондерон.
— Я постараюсь передать приветы всем, кто знает вас, дядя.
— Нужно бы и мне поехать с тобой, — с отсутствующим видом сказал Словиус. — А может, и нет.
С опускной платформы под черным кораблем сошел кто-то в сером мундире и двинулся им навстречу. Офицер — женщина с молодым веселым лицом — сняла фуражку, поклонилась Словиусу и Фассину и спросила:
— Майор Таак?
Фассин несколько мгновений молча смотрел на нее, но наконец вспомнил, что в Шерифской окуле он официально носит звание майора.
— Ах да, — сказал он.
— Первый офицер Оон Дикогра, личный номер три тысячи триста четыре, — сказала молодая женщина. — Добро пожаловать. Прошу вас, следуйте за мной.
Словиус протянул нетвердую руку.
— Я постараюсь оставаться живым до твоего возвращения, майор племянничек.
Он издал хрипловатый звук — возможно, это был смех. Фассин неуклюже сжал коротенькие пальцы Словиуса.
— Очень надеюсь, что это ложная тревога и я вернусь через несколько дней.
— В любом случае береги себя. До свидания, Фассин.
— Постараюсь. До свидания.
Он легонько, чтобы не разбудить, поцеловал в щечку все еще спящую Заб и следом за офицером Навархии взошел на платформу. Плита со сферическим днищем пошла вверх, поднимая их на корабль, и Фассин помахал дядюшке.
— Большую часть пути у нас будут перегрузки в пять целых и две десятых «же», — сказала Дикогра, пока костюм и багаж Фассина закрепляли в специальном шкафу. — Вас это устраивает? Мы получили ваши физические данные: судя по ним, у вас нет противопоказаний, но мы должны проверить.
Фассин посмотрел на нее.
— Мы летим в Пирринтипити? — спросил он.
