После всего сказанного я полагаю, что вы в полной мере оценили ситуацию, которую я вам очертил.

— Так-так, — сказал Кверсер-и-Джанат.

В голосе истиннодвойни слышалось легкое раздражение, словно он вообще не слушал командира корабля, только что получив досадные известия по внутренней радиосвязи.

Инструмент, недавно нацеленный на трех пленников и теперь висевший за спиной охранника, засверкал цветами от красного до желтого и стал испускать крохотные искорки. Солдат сделал почти такое же быстрое движение, как и его командир, — повернулся, изогнулся, стащил прибор со спины и бросил его на пол. Прибор подпрыгнул и, ударившись о неровную переборку, задымился.

Командир некоторое время смотрел на прибор, потом спокойно повернулся к пленникам.

— Ловко, — сказал он слегка удивленным голосом. — Кто же это устроил такой фокус?

Он посмотрел на Фассина. Два охранника навели на них свое оружие: один прямо на Фассина, другой — между Айсулом и истиннодвойней.

— Прощения просим, командир, — сказал Кверсер-и-Джанат. — Но, черт побери, это такая мелочь.

— Посмотрите-ка лучше на это.

Тусклое сероватое мерцание, исходившее от всех поверхностей, внезапно обрело невероятную яркость, отчего все они — два насельника, три воэна и сам Фассин — словно воспарили среди ослепительного блеска, не уступающего по интенсивности вспышке новой звезды. Казалось, они внезапно попали на поверхность солнца. Фассин услышал собственный вскрик и почувствовал, как сработала защитная автоматика сенсорного блока газолета.

И вдруг снова страшная тяжесть.

Фассин мог поклясться, что видел свет. Свет исходил из корпуса газолета, бил в его закрытые человеческие глаза. Фассин услышал три громких удара, сотрясших воздух и отдавшихся эхом по всему помещению. Где-то в середине происходящего он включил свою визуальную сенсорику и увидел, что все они висят в воздухе (черные кляксы в ярком сиянии), а тонкие яркие алые линии еще большей яркости соединяют воэнов с Кверсером-и-Джанатом. Он сглупил и еще несколько мгновений смотрел, ожидая, что уракапитан вот-вот взорвется или будет отброшен назад, но массивный округлый силуэт остался на месте, а отброшены к переборке были воэны.

Внезапная тишина, внезапная темнота. Снова ослепление. Фассин позволил газолету включить сенсорику на величину, эквивалентную одному открытому человеческому глазу при нормальной экспозиции. Несмотря на повреждения, он мог видеть. Зал был пронизан инфракрасными лучами в небывалом количестве. Фассин попытался определить источник излучения. Источниками были воэны. Они сверкали. Один из охранников распростерся, открыв уязвимые части тела, у переборки рядом с дверью. Другой лежал лицом вниз; передние конечности его, оторванные, валялись между дверью и тем местом, где прежде находился командир.

Сам командир судорожно двигался к высокой фигуре Кверсера-и-Джаната. Голова его была наполовину оторвана, боковина черепной коробки висела, покачиваясь на ходу, и удерживалась только соединительной тканью. Он поднял руки, сделал еще несколько неуверенных шагов в направлении уракапитана, после чего свалился на пол и полностью потерял контроль над собой, растекся, как растаявший кусок льда.

— Этим ты никого не проведешь, — сказал голос, который мог бы принадлежать Кверсеру-и-Джанату; путы спали с Фассина и все еще дрожащего Айсула. — Эй, как дела? — спросил уракапитан.

Мнимая гравитация взбесилась, мгновенно меняя свой вектор в направлении то носа, то кормы. От этого командира корабля раз десять подбросило к потолку, а потом швырнуло на пол, после чего он сомнамбулически начал действовать. Наполовину безголовый серый вихрь ринулся к Кверсеру-и-Джанату со скоростью, почти неуловимой для глаза.

Миг спустя всякое движение прекратилось.

Немая сцена: командир воэнов, схваченный за шею, слабо сопротивляется в вытянутых шпиндель- руках Кверсера-и-Джаната.

— Как же мы такое допустили? — в откровенном приступе ярости сказала истиннодвойня, сжимая шею командира.

Потом два тонких голубых луча вырвались откуда-то из-под внешней бахромы диска уракапитана, прорезали газовую атмосферу, стали кромсать судорожно дергающееся, сопротивляющееся тело командира, так что вскоре держать больше было нечего. Истиннодвойня выпустила останки, и те рухнули на пол. С неприятно мокрым шлепком, как отметил Фассин.

— Говорит автономная система безопасности корабля! — раздался громкий голос из газа. — Нарушение цельности! Нарушение цельности! Саморазрушение через…

— Ай-ай, — сказал Кверсер-и-Джанат усталым голосом. — Да неужели?

Голос из ниоткуда зазвучал снова:

— Говорит автономная система…

Тишина.

— И… забудем об этом.

— Развлекуха продолжается? — пробормотал Айсул.

— Тот же вопрос, — сказал Фассин.

— Ага, здорово, — сказал Кверсер-и-Джанат. — Все еще с нами.

— Облегчение.

— Да, теперь мы развлекаемся, — весело сказала одна половина.

Пелена снова упала на пол.

— Ну, с чего начать?

— Воэны будут огорчены.

— Меркатория будет огорчена.

— Не наша вина.

— Не мы начали.

Кверсер-и-Джанат двинулись прочь от углубленного сиденья, проплыли над расчлененными останками командира воэнов и двух охранников, на ходу отбрасывая оружие в сторону, подальше от тел. Истиннодвойня зависла у двери.

— Нет, серьезно, — сказал Фассин. — Что тут происходит? — Он посмотрел на то, что осталось от трех воэнов, лежащих на полу. — Как вам это удалось?

Кверсер-и-Джанат все еще изучали дверь, которая оставалась закрытой.

— Мы не насельник, — сказал уракапитан, даже не повернувшись к Фассину.

Одна из его конечностей потянулась к стене и принялась ощупывать ее в том месте, где открывалась дверь.

— Чистая механика. Вот досада.

— Мистер Таак, поухаживайте, пожалуйста, за мистером Айсулом.

Фассин всплыл над своим сиденьем и направился к Айсулу. Он выставил вперед свой правый манипулятор.

— Ничего, я сам, — сказал Айсул, вздыхая и пытаясь сбросить с себя руку Фассина.

— И кто же вы? — спросил Фассин.

— ИР, мистер Таак, — сказало существо, продолжая ощупывать дверь и, казалось, не глядя на него.

«Что?» — пронеслось в голове у Фассина.

— Два ИР.

«ИР? Два ИР? Охереть можно! Мы погибли», — подумал Фассин.

— В самом деле, два ИР.

— Чтобы один не рехнулся.

— Не только.

— Говори за себя.

— Гмм, может быть.

Айсул застонал, потом судорожно затрясся. Его сенсорная мантия покрылась рябью. Он