как и я. — Кристина еле заметно вздернула подбородок.

— Как не позволил бы он танцевать, — тихо продолжал Джерард, — или общаться. Ведь общение представляет для гостей опасность. А еще он был чрезвычайно скуп. Какой, должно быть, невыносимо скучной была жизнь в этом доме.

— Все было вовсе не так, как может показаться на первый взгляд, — возразила Кристина, сурово глядя на графа. Очевидно, этот взгляд она приберегла специально для него.

— Ты в самом деле так считаешь? — Джерард нахмурился. — И тебя устраивала такая жизнь? Неужели ты так сильно изменилась, Кристина? Куда девалась девушка, пьющая жизнь огромными глоткам?

— Нет, милорд, — ответила Кристина. — Я не изменилась. Разве что стала старше, мудрее, опытнее. Я по-прежнему ценю то, что ценила всегда, — безопасность, стабильность, уверенность в завтрашнем дне.

Джерард смотрел на графиню, не в силах узнать любимую некогда девушку в этой красивой холодной женщине.

— А разве я был не способен дать тебе все это? Потому что все это было пропитано духом приключений? Господь свидетель, я не был богат, но обеспечить тебя я мог.

— Мне казалось, что мы уже решили, что счастливо избежали нежелательной судьбы, когда я вышла замуж за Гилберта.

— Да, конечно. — Как унизительна эта очередная попытка объяснить то, что произошло в тот злополучный день десять лет назад.

Тогда они оба приехали на званый вечер в Воксхолл-Гарденз. К тому времени они были знакомы уже несколько месяцев. Несмотря на то что Кристина никогда не появлялась на публике без сопровождения, молодым людям все же удавалось встречаться и общаться наедине, в результате чего их отношения переросли в нечто большее, чем просто крепкая дружба. Они полюбили друг друга. В ту волшебную, исполненную романтики ночь в Воксхолл-Гарденз их чувства достигли своего расцвета.

Джерард и Кристина танцевали, гуляли, смотрели на вспыхивающие в небе разноцветные фейерверки. Им даже удалось ненадолго спрятаться от посторонних глаз на уединенной аллее и слиться в уже не первом, но самом страстном поцелуе. Тогда они едва не зашли слишком далеко. Но это уже не имело никакого значения. Они шептали на ухо друг другу слова любви, а потом мечтали о том, что будут делать, куда поедут, когда поженятся. Кристина так и лучилась счастьем, любовью и надеждой. В ту же самую ночь Джерард начал готовить речь, которую скажет перед ее отцом.

— Я не изменилась, — говорила нынешняя Кристина. — Я никогда не была беспечной женщиной, за которую вы меня принимали.

На следующий вечер, когда Джерард приехал на бал — самое значимое событие сезона — в надежде вновь увидеть любимую, он заметил группу гостей, окружившую Кристину и Гилберта. А потом до него дошло известие, быстро распространившееся среди гостей. Известие о помолвке графа Уонстеда и благородной мисс Кристины Спенс.

С тех пор она отказывалась разговаривать с Джерардом. Отказывалась принять его, когда он приезжал в дом ее отца. Возвращала его письма нераспечатанными. Гилберт, с которым Джерард весьма неохотно познакомил Кристину три недели назад, открыто насмехался над ним.

— Неужели ты и впрямь верил в то, что мисс Спенс выйдет замуж за тебя, Джерард? — спрашивал он. — Ведь у тебя нет ни титула, ни собственности, ни возможности содержать жену. Даже своим происхождением ты не можешь похвастаться. Мисс Спенс оказалась мудрой девушкой и выбрала титул Уонстедов, мои деньги и Торнвуд. Надеюсь, ты не ожидаешь приглашения на свадьбу?

Не прошло и месяца, как Гилберт и Кристина поженились. А Джерард Перси отправился в Канаду в надежде заработать состояние и залечить израненное сердце. И то и другое удалось. Он жил вполне счастливо до того самого момента, когда его настигло известие о смерти Гилберта и о том, что он унаследовал все то, ради чего Кристина отвергла его много лет назад.

— Нет, — произнес граф в ответ на ее слова. — Мне нравилась та женщина, которой я тебя считал. Но я заблуждался. Я был слишком молод и наивен и не понимал, что зачастую люди оказываются совсем не теми, за кого мы их принимаем. Иногда они флиртуют без зазрения совести, выдавая свои чувства за истинную любовь, холодно просчитывая, какую выгоду смогут из этого извлечь.

Кристина поджала губы, но не произнесла ни слова.

— Мы будем играть в карты завтра вечером, — сказал Джерард. — И в последующие дни тоже. Это любимое развлечение представителей высшего света, как ты, наверное, уже успела догадаться. Денежные ставки тоже будут иметь место — символические суммы. Я нарушил бы все существующие правила приличия, позволив делать большие ставки. Неужели ты поверила Лангану, сказавшему, что я выиграл у него целое состояние? Помнится, две недели назад на кону стояло лишь пять фунтов. Неужели это настолько безнравственно?

— Нет, — натянуто ответила графиня. — Прошу прощения, милорд. Я сказала не подумав.

— Да, я тоже так полагаю. Особенно когда ты заговорила об этом доме как о своем собственном. Впредь советую тебе сначала подумать, а потом что-либо говорить.

Вспыхнув до корней волос, графиня опустила глаза и посмотрела на свои руки.

— Прошу прощения, милорд, — вновь повторила она.

Джерард пришел в библиотеку, чтобы высказать все это. Чтобы заставить ее краснеть и извиняться. Чтобы окончательно запугать ее. Но, одержав победу, он ощущал лишь необъяснимое раздражение. И это все, что она может сказать? Не возразит? Не разгневается? Джерарду захотелось, чтобы она его ударила. Чтобы закричала на него, принялась спорить. Ее покорность возмущала его, и от этого ощущение победы казалось неполным.

— Торнвуд принадлежит мне, Кристина, — сказал граф. — И если я захочу превратить его в игорный дом, то так и будет, потому что я имею на это полное право. А еще я имею полное право устроить здесь оргию. Ты не согласна?

Кристина подняла голову.

— О да, я совершенно с вами согласна, — произнесла она. — Хотя кое у кого из ваших гостей могут возникнуть возражения относительно использования поместья в столь неблагопристойных целях, милорд.

— Но ведь у меня есть на это право?

— Да, милорд, такое право у вас есть. — В голосе графини сквозило презрение. Презрением горели ее глаза.

— В таком случае тебе придется поверить, что я как джентльмен не допущу ничего недостойного моего положения и налагаемой на меня ответственности за леди и детей, живущих в этом доме.

Ноздри графини задрожали, и впервые за все время пребывания в Торнвуде Джерард испытал удовлетворение от того, что все-таки заставил ее разозлиться.

— О да, — произнесла графиня. — Я должна верить вам, как всю свою жизнь верила мужчинам, заботящимся обо мне. Ведь это одна из привилегий женщины. Всегда найдется мужчина — джентльмен, — который возьмет на себя ответственность за нее. Все, что женщине остается, это выполнять то, что ей говорят, и тогда ее ждет вечное счастье. Что может быть проще? Какой благодарной я должна себя чувствовать: ведь мне не нужно опасаться, что на Рождество этот дом превратится в игорный дом или притон.

— Всегда есть выбор, — резко бросил граф. — Жалея себя, ты начинаешь верить в то, что являешься заложницей собственного пола. Но это не так. Десять лет назад ты могла сделать выбор между Гилбертом и мной — между богатством и положением в обществе, с одной стороны, и любовью и приключениями — с другой. Ты сделала свой выбор. Разве я виноват в том, что Гилберт и Родни умерли молодыми, поручив тебя моим заботам?

— Выбор! — Графиня практически выплюнула это слово Джерарду в лицо. — Вы ничего не знаете о выборе, милорд.

— И ты по-прежнему вольна выбирать, — произнес он, хотя подобная идея показалась неожиданной даже ему. — Ты можешь оставаться здесь со своими детьми и зависеть от меня до конца жизни, еще больше укрепляясь в роли мученицы каждый раз, когда я делаю или говорю то, чего не одобрил бы твой