автомобиля и несколько маленьких ключей на кольце с брелком. В ванной все стихло. Денисон закрыл карман и быстро отодвинул сумку. Когда Лин вышла из ванной, он стоял рядом с креслом и снимал пиджак.

— Теперь гораздо лучше, — девушка сняла свою автомобильную куртку и теперь выглядела нарядно в светло-зеленом свитере и тесно облегающих брюках. — Когда здесь начинают подавать завтрак?

Денисон взглянул на часы.

— Не раньше половины седьмого. Может быть, ночной портье сумеет организовать для нас кофе с сэндвичами.

Она нахмурилась и опустилась на край кровати.

— Нет уж, я подожду настоящего завтрака, — она поморгала. — Мне все еще кажется, будто я сижу за рулем.

— Не стоило так утомлять себя.

— В прошлый раз ты говорил совсем другое.

— Да, — неловко отозвался Денисон. Наступила тишина. — Как поживает мать? — спросил он.

— С ней все в порядке, — равнодушно ответила Лин. — Но он — какой же он зануда, Боже мой!

— В каком смысле?

— Ну… он сидит в своем офисе и делает деньги. Да, я знаю, что ты богат, но ты получаешь деньги за то, что делаешь вещи. А он просто делает деньги.

Денисон пришел к выводу, что «он» был Джоном Ховардом Мэдфордом, «крупной шишкой в сити».

— Мэдфорд не такой уж плохой парень, — заметил он.

— Он зануда, — решительно повторила Лин. — И опять-таки: в прошлый раз ты говорил о нем совсем по-другому.

Денисон решил больше не отзываться о ком-либо положительно.

— От кого ты узнала, что я здесь? — спросил он.

— От Эндрюса. Когда он сказал, что ты выехал в Скандинавию, я поняла, что ты будешь либо здесь, либо в Хельсинки, — она внезапно занервничала. — Теперь я уже не уверена, стоило ли мне приезжать.

Денисон осознал, что стоит, глядя на нее сверху вниз. Он сел в кресло, и девушка, словно отвечая на его движение, вытянулась на кровати.

— Почему? — спросил он.

— Ты не можешь спрашивать всерьез, — с горечью сказала она. — Я отлично помню нашу жуткую ссору в позапрошлом году. Когда ты не поздравил меня с днем рождения, я поняла, что ты тоже ничего не забыл. Ты никогда ничего не забываешь.

Денисон вступил на зыбкую почву.

— Два года — большой срок, — примирительно сказал он. Ему приходилось учиться языку политиков — говорить пространно, не имея в виду ничего конкретного.

— Ты изменился, — заметила она. — Ты… ты стал мягче.

Этого нельзя допустить.

— Я могу быть таким же язвительным, как и раньше, если захочу, — Денисон улыбнулся. — Наверное, я просто стал старше и, может быть, мудрее.

— Ты всегда был мудрым, — возразила Лин. — Если бы ты только не считал себя всегда и везде правым! Как бы то ни было, я хотела поговорить с тобой лицом к лицу. Я очень расстроилась, когда мне сказали, что тебя нет в Англии, и сразу же кинулась сюда, — она помолчала. — Дай мне сигарету.

— Я бросил курить.

Она пристально посмотрела на Денисона.

— Ты действительно изменился.

— Все до поры до времени.

Денисон выдвинул ящик туалетного столика, вынул золотой партсигар и зажигалку и протянул ей сигарету.

— На днях я подхватил сильную простуду, — объяснил он.

— Раньше это тебя не останавливало, — Лин прикурила от протянутой зажигалки. — Ты, кажется, удивлен, что я не курю травку? — она нервно затянулась и выпустила струйку дыма.

Денисон почувствовал, что столкнулся с чем-то, о чем ему раньше приходилось лишь слышать — с разрывом между поколениями.

— Не болтай глупостей, Лин, — строго сказал он. — Какие у тебя планы?

— Как всегда — вперед, до первой остановки. Кстати, все в порядке: я получила степень.

Она выжидающе взглянула на него. Денисон понял, что снова оказался на минном поле. Он не знал, как ему следует реагировать на такое заявление. Впрочем, получение степени обычно является поводом для поздравлений. Может быть, стоит попробовать?

— Это замечательная новость, Лин.

Девушка настороженно всматривалась в его лицо.

— Ты серьезно?

— Это самая лучшая новость, которую я слышал в последнее время.

Лин облегченно вздохнула.

— Мать считает это глупостью. Она говорит, что при наших деньгах не следует забивать голову работой, и уж тем более глупо учить сопливую ист-эндскую детвору. Ну, ты знаешь ее. А Зануде все до лампочки, — ее голос звучал патетично. — Ты и в самом деле рад?

— Конечно. — Денисон был действительно рад за нее и говорил совершенно искренне.

— Ах, папа, как я счастлива! — она спрыгнула с постели и подошла к своей сумке. — Посмотри, что здесь написано, — она раскрыла паспорт. — Профессия — учитель! — с гордостью сказала она.

— Ты получила высокий балл?

Ее лицо помрачнело.

— Средний. Ты, конечно же, считаешь, что любой Мейрик должен заканчивать колледж с отличием?

Денисон мысленно проклял Мейрика, который, по-видимому, воображал себя сверхчеловеком. Девушка напоминала сжатую пружину — любое неправильное слово могло вызвать разрушительный рывок.

— Я очень рад, что ты получила степень, — ровным голосом сказал Денисон. — Где ты собираешься преподавать?

Напряжение рассеялось. Девушка снова вытянулась на постели.

— Прежде всего мне нужно набраться опыта, — серьезно сказала она. — Это в общем смысле, — затем я начну специализироваться. После этого, если у меня и в самом деле будет куча денег, я пущу их в дело.

— Каким образом?

— Расскажу, когда сама буду ясно себе это представлять.

Денисон спросил себя, как долго этот юношеский идеализм сможет сопротивляться жестокости повседневного мира. С другой стороны, с энтузиазмом и достаточными средствами можно сделать многое…

— Похоже, ты уже составила жизненный план, — улыбнувшись, сказал он. — А замужество и семья в программе не предусмотрены?

— Само собой. Но мне нужен подходящий парень: он должен хотеть того же, чего хочу я, — она пожала плечами. — До сих пор такие мне не попадались. Ребят из университета можно разделить на две категории: консерваторы, довольные системой, и идеалисты — эти всем недовольны. Консерваторы подсчитывают размер своей будущей пенсии еще до того, как получат работу, а идеалисты страшно наивны и непрактичны. Ни те, ни другие меня не устраивают.

— Рано или поздно тебе встретится тот, кто подойдет по всем статьям, — философски заметил Денисон.

— Как ты можешь быть уверен?