столешницей, подсвечиваемой снизу, висит массивная абстрактная люстра, вырезанная из прозрачных кусочков плексигласа. Оди, видимо, настроен серьезно. Здесь все не так, как в «Синтезаторе»! Ближе к танцполу — отдельные кабинки и очень продуманно расставленные диванчики кремовой кожи. Сидящих в кабинках снаружи не видно, а те, кто сидит на диванчиках, видят все, что хотят. Наверху будки диджеев; между ними платформы за огромными арками. В арках бамбуковые шесты, увитые разноцветными лентами.
— Ты новенькая? — спрашивает бармен, кивком указывая на одну из платформ для танцовщиц. Бармен хорошенький, как манекенщик; нос, пожалуй, длинноват, да еще слишком светлая кожа в неоновом освещении кажется нездоровой, одутловатой.
— Нет, я завсегдатай. Налей мне джин-тоника, только без джина.
— Идет, — соглашается он, наливая мне тоника.
— А вообще-то, пожалуй, налей как положено, — решаюсь я, стараясь не обращать внимания на шипение Ленивца. — Сегодня я заслужила.
— Как скажете. — Бармен наливает мне двойную порцию. Ленивец тянет лапу к бокалу, пытаясь спихнуть его на пол.
— Вот шалун! — Я перехватываю его лапу на лету. — Извини, он совершенно не умеет себя вести и не переносит спиртного!
— Да, я о таком слыхал, — кивает бармен. — Ты его очень любишь?
— В том-то и трудность, — говорю я. — Нельзя ли его куда-нибудь на время поместить? Может, у вас есть чулан?
Бармен изумленно качает головой. Он уже не кажется мне таким красавчиком. Ленивец больше не пытается мне помешать. Мне все становится безразлично — и хорошо.
— Я, кажется, пришла слишком рано? — замечаю я, обозревая окрестности.
— Все в основном подходят к одиннадцати-двенадцати… Даже по будням.
— Что тут у вас за публика?
— Богатые. Модные. Красивые. Много влиятельных людей.
— Ты, наверное, часто трахаешься с клиентками. Как тебя зовут?
Бармен краснеет:
— У меня есть подружка. А зовут меня Майкл.
— Майкл, чем ты занимаешься, когда не стоишь за стойкой?
— Учусь. Занимаюсь морской биологией в Университете Йоханнесбурга.
— Морской биологией? Тогда ты не тот город выбрал. Йоханнесбург не на море. Может, замолвить за тебя словечко? Пусть тебя переведут куда-нибудь на побережье. У меня под подставкой пятьсот рандов.
— Зачем?
— Как зовут вышибалу, который дружил с Сонгвезой Радебе?
— Ты что, из «Хита»?!
— Что-то вроде того.
— Ты напишешь, а мне потом отвечать!
— Да не бойся ты, Майкл! Я ведь даже фамилии твоей не знаю.
Он сдвигает подставку; пятьсот рандов исчезают незаметно.
— Роналдо, или Ро. Правда, не думаю, что тебе это поможет.
— Ро ревнивый?
— Что вы, он очень славный. Он о ней заботился. Ему не нравилось, что она, такая молодая, ходит сюда. Дурное влияние, понимаешь?
— О да, понимаю!
— Несколько месяцев назад Ро избил до полусмерти одного типа, который пытался кое-что подсыпать ей в газировку. Мы таких стараемся не пускать, но иногда они все же просачиваются. В прошлую пятницу в туалете отключилась одна девушка… Пришлось ломать дверь. Джоуи страшно разозлилась. Ты уже заходила в наш туалет?
— Еще нет.
— Сходи непременно. Туалет — наша гордость. Двери стоят десять кусков за штуку!
— Много у вас здесь наркоты?
— Официально — нет. — Майкл замыкается и начинает сосредоточенно колоть лед для коктейлей.
Я догадываюсь, что разговор о наркотиках в плату не входит. Почти все ночные клубы уверяют, что у них наркотиков нет, но, как правило, это вранье. В самом лучшем случае они не пускают к себе посторонних дилеров, тех, что толкают сомнительного качества товар или не хочет отстегивать клубу процент. Почти в каждом клубе имеются свои, проверенные поставщики. Найти их нетрудно, надо только знать, где искать.
Я маленькими глотками пью джин-тоник и наблюдаю. Зал постепенно заполняется народом. Под «влиятельными людьми» бармен имеет в виду пожилых папиков с молодыми девицами. Папики в дорогих костюмах, девицы в вечерних платьях всех цветов радуги. Парочки занимают отдельные кабинки, заказывают дорогое шампанское и выдержанное виски. Посетители помоложе одеты не так чопорно: на них дизайнерские джинсы и кроссовки. Эти, войдя, направляются прямиком к барной стойке. В них нет ничего интересного.
Я все-таки вычисляю местного наркодилера — вернее, он первый вычисляет меня. Наркотические феромоны притягивают его, как педофила — детские ясли. Он подсаживается ко мне; с виду обычный парень, который хочет познакомиться с одинокой девушкой и ее Ленивцем. Смазливый тип с рыжеватыми кудряшками, в дорогой рубашке и летних брюках. Такого кавалера ваш отец охотно пригласит в гости.
— Привет, дорогуша, — говорит он. — Кажется, раньше я тебя здесь не видел!
— Я здесь в первый раз.
— Ну и как, нравится?
— Еще бы!
— Майк сказал, ты, возможно, кое-что ищешь?
Майкл очень занят на другом конце стойки; он обслуживает стайку девиц в маечках со стразами и черных строгих юбках. Судя по всему, девчонки заскочили выпить по рюмочке после работы, но в «Контре» расслабляющая атмосфера, и они, возможно, засидятся до утра.
— Неужели так и сказал? — Ленивец сутулится и шипит на типа.
— Ну да, так и сказал. Если я тебе мешаю, я уйду.
— Спасибо, на сегодня мне и этого хватит. — Я тычу пальцем в свой бокал.
Дилер по-прежнему широко ухмыляется:
— Тогда попозже, дорогуша. — Он подмигивает и смешивается с толпой. Через какое-то время я замечаю его на танцполе. Он обхаживает девицу в атласном топе и джинсах с низкой талией — пожалуй, чересчур низкой. Всем видны трусики с блестками и пухлая задница.
— Ах вот ты где! — На соседний со мной табурет плюхается Джо. Я сразу понимаю, что он по- прежнему злится на меня, хотя и старается не показывать виду. От него пахнет очень ненавязчивым, очень дорогим одеколоном. — Почему не отвечаешь на звонки? Я весь вечер не могу до тебя дозвониться!
— Мы с моим телефоном расстались. Называй это «тактическим отходом».
Джо меня даже не слушает.
— Тот тип к тебе приставал? Здесь часто кого-то снимают.
— Окажи мне услугу…
— Погоди-ка, дамочка. По-моему, свой лимит ты уже выбрала.
— Поругайся со мной. Только не здесь, а на улице.
— Не сомневайся, к тому дело и идет. Но зачем?
— Помнишь, как мы с тобой ссорились раньше?
— Это помнят даже соседи, которые жили за три квартала от нас. Они прекрасно помнят и как мы ссорились, и как потом мирились…
— По-моему, раньше ты не жаловался на наши примирения в постели.