Все нам кажется, что мыНедостаточно любимы.Наши бедные умыВ этом непоколебимы.И ни музыка, ни стихЭтой грусти не избудет,Ибо больше нас самихНас никто любить не будет.4Мне снилось, что ты вернулась, и я простил.Красивое одиночество мне постыло.Мы выпили чаю, а следом легли в постель,И я прошептал, задыхаясь, уже в постели:«А этот-то как же? Этот?» — во сне, и тоЯ помнил о нем, как вину не забыть давилен.«Ах, этот, который? — смеясь, отвечала ты.Да ну их всех. Закаялась. Ты доволен?»И долго, долго потом лежу на спине,Застигнутый августовским поздним рассветомИ мыслью о том, что спишь не одна; во снеНе видишь меня, а если видишь, то неНапишешь вольным размером стихов об этом.5Блажен поэт, страдающий запоем!Небритая романтика — в чести.Его топтали — мнит себя героем,Его любили — он рычит «Прости»…Что до меня, то все мои потугиПримерить эти почести — смешны.Топтали. В этом нет моей заслуги.Любили. В этом нет моей вины.6Ладно б гений, пускай хоть изгой,Но с рожденья ни тот, ни другой,Обживаясь в своей подворотне,Жил как тысячи, думал как сотни —А не прячется шило в мешке!И жуешь на своем пятачкеЧерствый хлеб круговой обороны,Черной участи белой вороны.8Новые рады заморским гостям,Старые — только татарам.Старые люди идут по костям,Новые люди — по старым.В стае соратников холодно мне,В стаде противников — тесно…Нету мне места на этой земле.Это и есть мое место.9Что я делал? Орал на женуИ за всей этой скукой и злобой,Проклиная себя и страну,Ждал какой-нибудь жизни особой.Не дождавшись, угрюмо подох,Как оно и ведется веками.Что поделать? Суди меня Бог,Разводя безнадежно руками.10
