поклон, встал рядом.

- Я хочу поблагодарить вас за помощь, которую вы оказали бедному недостойному путнику, - сказал Онуко Тэрай. - Я прошу дать мне приют на несколько дней, чтобы восстановить силы. Сейчас моя жизнь в опасности, и мне некуда идти.

Настоятель остался неподвижным. Целую долгую минуту он молчал, и Тэрай решил было, что тот не расслышал его. Но когда он решил повторить фразу, настоятель остановил его жестом руки.

- Тебе некуда будет идти и через много лет, - услышал Онуко Тэрай глубокий сильный голос. - Я прожил на земле долгую жизнь, посвятив ее служению Амиде Будде. Обмануть меня трудно. В твоих глазах безысходность. За тобой идет охота, и я не могу привести ее в святые стены.

- Вы знаете? - поразился Тэрай. - Но откуда?

- Будда видит все, что происходит на небе и на земле. Он проникает в души людей, и они не в силах скрыть от него ни черное, ни белое. Ты мирянин, тебе этого не понять.

- За этими стенами меня ждет смерть, - побледневшими губами произнес Тэрай. - Вы считаете себя служителем Будды и отдаете человека на заклание? У меня не осталось друзей, не осталось дома. Мне некуда идти! Мне страшно!

- Заповедь Мидзу-но Кокоро говорит: разум должен быть спокоен, словно поверхность озера в безветренную ночь. Страх - это лишь рябь на воде.

Онуко Тэрай посмотрел на служителя-провожатого, будто ожидая от него защиты, но в его глазах он не прочел ничего и понял, что только что выслушал свой приговор.

- Вы совершаете страшный грех, - хрипло сказал он. - Амида Будда покарает вас.

- Будда видит все, - повторил настоятель. - Я совершил бы грех, укрыв тебя, предавшего своих близких. Слишком многие отдали свои жизни за одну твою, никчемную. Помолись за их души. Может быть, тебе станет легче.

- Неправда!

- Уходи. Я дам тебе еду и одежду, потому что не хочу, чтобы ты умер от голода. Если тебе суждено умереть, умри от рук своих товарищей, кем ты пренебрег. Каждый сам вершит свою карму. Иди, мертвый человек.

Онуко Тэрай нашел в себе силы сделать ритуальный поклон, выпрямиться и поднять голову. И даже его шаги по коридору были не по-стариковски шаркающие, а молодые и упругие. Шаги человека, идущего на смерть.

- У вас не болит душа за его жизнь?

- У меня болит душа за святую обитель, - ответил настоятель. - Мирская суета - это не удел для служителя Бога. И не мне, высокому духовному лицу, выяснять, кто предал его и кого предал он.

Собеседник усмехнулся и пристально посмотрел в его глаза. И старый настоятель, не выдержав, отвел взгляд в сторону.

Еле волоча разбитые ноги, Онуко Тэрай брел по пыльной дороге на север. Несколько раз ему попадались конные разъезды, и он моментально скатывался в высокую траву на обочине. Еду он сумел растянуть на три дня, потом попробовал украсть немного рыбы, но был пойман крестьянами и жестоко избит. Он стучал в разные двери, но испуганные люди ничего не отвечали, а лишь выталкивали в спину: иди прочь, ничего не знаем.

Деревню Тятаи он обошел дальней дорогой, хотя обходить было нечего: там не осталось ни одной неразоренной хижины. Поля были вытоптаны, посевы сожжены, жители, кто остался в живых, попрятались.

Онуко Тэрай двигался на север в надежде найти подпольные кузницы, делавшие оружие для заговорщиков. Он мог предупредить кузнецов, чтобы те ушли в лес от самураев Иэхисы. Теперь только эта мысль владела его воспаленным мозгом.

Ветви деревьев били его по лицу, высокая трава цеплялась за ноги и шептала: отдохни! Упади и усни, не думай ни о ком, тебе нужны прохлада, и покой, и неподвижность, о которой можно только мечтать…

Из последних сил он переплыл озеро и вышел на болотистый берег, отдирая от ног немилосердных пиявок.

Кузниц не было. Стены и крыши сгорели, на пепелище торчали скелеты свай, лежали убитые, несколько тел висело на деревьях, и их лениво раскачивал ветер. Шатаясь от усталости и ужаса, Онуко Тэрай подошел поближе. Прямо у его ног лежал мертвый кузнец. Тэрай подхватил его под мышки и уложил на траву неподалеку. То же самое он сделал со вторым трупом, и с третьим, и с четвертым… Он очень хотел заплакать, но в горле стоял ком, а глаза оставались предательски сухими и расширенными. Восемь тел были уложены вряд, приготовленные к погребению: ноги вместе, руки на груди. Затем Тэрай нашел острый обломок и стал снимать с деревьев повешенных.

- Хоронить нечестивцев собрался, слизняк?

Тэрай повернул голову. На него смотрели в упор двое усмехающихся солдат но-буси, рекруты с длинными копьями. Впереди них стоял здоровенный самурай в синей с серебром броне и шлеме с длинными острыми рогами.

- А ну подойди.

И Тэрай, сгорбившись, будто в ожидании удара, сделал шаг навстречу.

- Э! - удивился самурай. - Да я тебя знаю. Ты тот самый, что продал смутьянов. Следы, стало быть, прячешь?

Жалкий вид стоявшего перед ним человека сыграл с самураем злую шутку. Он и глазом не успел моргнуть, а Тэрай, по-звериному разогнувшись, вонзил свой железный обломок в горло врагу и, издав вопль, бросился напролом через чащу. Солдаты на мгновение растерялись, но потом кинулись за ним, ругаясь и прорубая мечами себе дорогу.

Страх придавал беглецу силы. Ему казалось, что его вот-вот схватят, начнут пытать, а потом, истерзанного, повесят на дереве так же, как тех несчастных, на съедение птицам и хищным зверям- трупоедам. Он бежал все быстрее и быстрее, и солдаты в своих тяжелых кольчугах вскоре отстали. Задыхаясь и хрипя, он прорвался сквозь чащу и выбрался на небольшую поляну, где и упал, потеряв последние силы. Трава мягко приняла его тело, давая измученному разуму спасительное забытье.

Продолжалось это не более пяти минут. Тэрай проснулся вдруг, как от толчка, и ноги сами понесли его дальше, подчиняясь животному инстинкту. В маленьком дворике возле крестьянской хижины он прислонился спиной к дереву и отдышался. На крохотном поле он нашел какие-то побеги и стал жадно жевать, не чувствуя вкуса. Неожиданно он ощутил затылком чей-то пристальный взгляд. За его спиной молча и неподвижно стояли высохшие изможденные фигурки дряхлой старухи и маленькой девочки. Девочка была красива, несмотря на нездоровый от постоянного недоедания цвет лица. Они не были испуганы. Они просто стояли и смотрели, как странный человек давится и ест, спеша набить абы чем свой желудок.

- Я не трону вас, - сказал Онуко Тэрай и сам не узнал собственного голоса. - Только, пожалуйста, не кричите. Я сейчас уйду. У вас найдется что-нибудь поесть? Хоть немного…

А сам краем глаза поглядывал на прислоненную к стене сарая мотыгу. Если они все же закричат… Но кричать они и не думали. Он боком протиснулся в хижину, где прямо на грязном полу стояла глиняная миска с нехитрой едой. А возле нее сидели двое молодых мужчин: Чико и Такаси Нуэми…

По всем дорогам до самой имперской столицы Эдо стояли усиленные кордоны. По харчевням, гостиницам и постоялым дворам сновали шпики, на улицах всматривались в прохожих соглядатаи тайной полиции.

Оуэма Тэдзива не торопился уйти из города, так как знал: самая мощная волна поисков - всегда первая. Тут легко поддаться панике и быть пойманным. Найдя укромное место, он быстро сменил внешность: исчезли борода и усы, появился роскошный седой парик с косичкой на затылке, небольшая подушечка создала сутулость. Цвет лица приобрел сероватый оттенок, так что целитель - травоискатель сразу сказал бы: у этого человека печень нуждается в лечении, иначе горячий ветер съест ее, как огонь пожирает сухие листья. Одежда купца среднего достатка завершила дело: начальник тюрьмы Сатэ Коихи Нидзикано исчез, растворился в воздухе. Торговца же останавливали много раз, проверяли, обыскивали с ног до головы - и отпускали ни с чем.

Путь Оуэмы Тэдзивы лежал на север - через острова Яку и Токунасима, через пролив Осуми к южным берегам Японии. Этот трудный путь начинался из чайной господина Сикэна, плотного невысокого человека,