Джим демонстративно потряс головой.

— Не согласен.

— Ты-то что не согласен?! — удивился Ян.

— Действительно, — поддержал его Тэд, — ты же с Яном в паре был?!

— Мне сама идея неприятна, — заявил Джим. Ян покачал головой:

— И это притом, что он меня сам к ней под бок подпихивал.

Тут к разговору подключился Гаррик, сообщив, что раз десять принимал участие в подобных мероприятиях — «в конце концов, мне тридцать пять, и как меня по жизни ни мотало», — в том числе несколько раз на пару с мужчиной.

— Но только всегда с одним и тем же — с моим лучшим другом Биллом, — добавил он.

Билл был манекенщиком, и познакомились они в одном модном спортзале — Билл попросил Гаррика подстраховать его, пока он отжимает штангу.

— Половина мужиков, которые там качались, были голубыми, — сказал Гаррик, — так что мы с ним вроде как старались доказать, что мы натуралы. А секс втроем — лучшее доказательство гетеросексуальности. Подтверждение собственной мужественности в глазах другого мужчины, — добавил он. — Для нас с Биллом это был секс-экстрим чистой воды. Например, можно было одновременно отыметь свою партнершу. Раз уж она согласилась на секс втроем, на все остальное ее уламывать не приходится.

Гаррик подался вперед и вытащил сигарету.

— А однажды Билл изменил мне с другим, — припомнил он со смехом. — Я над ним до сих пор подшучиваю. Причем между ними что-то было. Не знаю… По-моему, это только подтверждает наличие латентных гомосексуальных наклонностей. Есть ли во мне такие наклонности? Понятия не имею. Может, просто Билл не в моем вкусе.

Ребята помоложе как-то притихли. Питер нарушил молчание: — Не подумайте, что я гомофоб, — у меня и самого как-то вышла история с моим лучшим другом и одной женщиной. Мы втроем спали в одной комнате, и между ними разгорелись такие страсти, что он чуть руку об нее не ошпарил. И хоть он и был моим лучшим другом, мне он тогда явно показался лишним. Так неприятно было. Помню только, как отпихнул его руку. Очень нехорошее чувство.

Мы помолчали. За окном темнело. Настала пора ужинать.

— Ну, не знаю, — проговорил наконец Гаррик. — Лично я совершенно уверен, что секс втроем полезен для психики. Это такое единичное сексуальное переживание, что потом об этом даже не задумываешься. Как только все позади, тут же выбрасываешь это из головы. Когда изменяешь жене или девушке, хотя бы совесть гложет. А тут заранее знаешь, что дело сиюминутное, а значит, и беспокоиться не о чем.

И потом, — продолжал Гаррик, — мужчин это сближает. Цементирует дружбу. Это же самые интимные переживания — куда уж ближе!..

И что потом? На следующее утро?

— Никаких проблем. Помню, однажды мы всей компанией отправились завтракать, — ответил Гаррик. — Как сейчас помню, мне еще тогда пришлось платить.

Пару недель назад мне выпало счастье лицезреть Веломальчика. Случилось это на литературной вечеринке в одном из мраморных особняков в престижном районе Нью-Йорка.

Пока я втихаря уплетала красную рыбу, ко мне подлетел мой знакомый писатель и в крайнем возбуждении произнес:

— Я тут с таким кадром познакомился!

— Серьезно? Это с кем же? — спросила я, с недоверием осматривая зал.

— Вообще-то он археолог, но сейчас пишет научный труд… Это просто потрясающе!

— Все ясно, — ответила я, различив в толпе вышеупомянутого юношу, — на нем было нечто, отдаленно напоминающее городской вариант костюма «сафари»: штаны цвета хаки, бежевая рубашка в клеточку и чуть потасканный твидовый пиджак. Его пепельные волосы были зачесаны назад, являя миру благородный точеный профиль.

Я припустила на другой конец зала, насколько позволяли босоножки на высоком каблуке. Юноша был увлечен разговором с каким-то почтенным джентльменом, но я не растерялась.

— Эй, — окликнула я его, — говорят, вы потрясли весь местный бомонд. Надеюсь, меня вы тоже не разочаруете.

И я потащила его к распахнутому окну, где мы закурили, запивая сигаретный дым дешевым красным вином. Минут через двадцать я была вынуждена его покинуть, торопясь на ужин с друзьями.

Не успела я на следующее утро продрать глаза с похмелья, как у меня над ухом раздался телефонный звонок. Звонил, естественно, новый знакомый — назовем его Хорас Эккелз. Он понес какую-то чушь о любви. Приятно было лежать в постели с разламывающейся от боли головой, в то время как красавец мужчина заливается тебе в ухо соловьем. Мы договорились вместе поужинать.

Проблемы начались практически сразу. Сначала он позвонил и сообщил, что приедет на час раньше. Потом перезвонил и сказал, что приедет вовремя. Потом еще раз перезвонил и сказал, что на час опоздает. Потом позвонил и сказал, что уже подъезжает. Потом и в самом деле опоздал на сорок пять минут.

Наконец он приехал. На велосипеде. Я сразу даже и не сообразила — просто отметила мимоходом его чрезмерную даже для творческих личностей растрепанность и неровное дыхание, которое я списала на смущение.

— Куда пойдем? — спросил он.

— Я заказала столик в «Элейн», — ответила я.

Его слегка перекосило.

— Вообще-то я думал посидеть в каком-нибудь тихом ресторанчике за углом.

Я одарила его ледяным взглядом и объяснила, что не ужинаю в «ресторанчиках за утлом». Какое-то мгновение его явно раздирали противоречия. Наконец он выдавил из себя:

— Понимаешь, я на велосипеде.

Я обернулась и взглянула на уродливую железяку, прислоненную к фонарному столбу.

— До свидания, — ответила я.

Это было мое первое знакомство с литературно-романтическими подвидами Манхэттена, окрещенными мной веломальчиками. Не так давно мне привелось отужинать с одним из самых известных веломальчиков — назовем его Мистер Ньюйоркер.

Мистер Ньюйоркер является издателем одноименного журнала, выглядит на тридцать пять (хотя, между нами, ему уже порядком) и является обладателем темной, чуть небрежной шевелюры и самой обворожительной улыбки, которую только можно себе представить. Где бы он ни появился, все незамужние женщины так и падают к его ногам — и смею вас уверить, что уж не ради публикаций в его журнале. Он вальяжен и чуть небрежен. Он садится с вами за стол, заводит разговор о политике и интересуется вашим мнением. Рядом с ним чувствуешь себя необычайно умной. И вдруг не успеешь оглянуться, как его и след простыл.

— А где же Мистер Ньюйоркер? — спохватятся вдруг гости часов эдак в одиннадцать.

— Он куда-то позвонил, — ответит какая-то дама, — и укатил на своем велосипеде. По-моему, на свидание.

Образ Мистера Ньюйоркера, рассекающего ночной город в твидовом пиджаке, что есть мочи накручивая педали своего гоночного велика (с брызговиками, чтобы не дай бог не испачкать брюки), неотступно преследовал меня. Я так и представляла себе, как он подкатывает к дверям парадного в Верхнем Ист-Сайде или дома-студии в Сохо, замирает на мгновение над звонком и, чуть задыхаясь, тащит велосипед вверх по лестнице. Открывается дверь, на пороге возникает его возлюбленная, и они долго хихикают, пытаясь пристроить поудобнее его велосипед. Затем она оказывается в его потных объятиях, и все заканчивается на японском футоне, небрежно брошенном на полу.

На самом деле у веломальчиков Нью-Йорка существует целая литературно-социальная традиция. Покровителями веломальчиков стали седовласый сочинитель Джордж Плимптон, чей велосипед,