— Таких, как она, — по пальцам перечесть, — продолжал он. — Ну, есть еще Габриэла. Есть Мэрит. Ну может, еще Сандра… Красавица, умница.» Встречаешь такую в Париже в ее полупрозрачном платье — и просто голову теряешь. А потом натыкаешься на ее фотографии во всяких там модных журналах, и совсем крыша едет. Тебя затягивает, как в водоворот: еще чуть-чуть — и ты всю жизнь готов прахом пустить, лишь бы к ней прикоснуться, — да только куда там…

Кэрри продолжала внимательно слушать.

…В два часа дня Кэрри уже сидела в «Гарри Чиприани» в ожидании Амалиты. Та, как всегда, опаздывала на полчаса.

За стойкой бара какой-то бизнесмен, его спутница (судя по всему, коллега) и их клиент обсуждали секс.

— По-моему, мужчины презирают женщин, которые спят с ними при первом же свидании, — рассуждала дама. На ней был строгий пиджак темно-синего цвета. — Если хочешь, чтобы мужчина воспринимал тебя всерьез, нужно выждать, как минимум, до третьего свидания.

— Это смотря какая женщина, — откликнулся клиент. Ему было лет под сорок, и он смахивал на немца, но говорил с испанским акцентом.

Аргентинец, решила Кэрри.

— Не понимаю… — недоуменно ответила женщина.

Аргентинец внимательно посмотрел на нее.

— Ну, среднестатистические американки, которые только и думают, как бы им кого-нибудь подцепить, может, и вынуждены просчитывать каждый шаг, лишь бы не ошибиться. Но есть ведь и другие — роскошные женщины из высшего общества, и уж те могут позволить себе все, что душе угодно.

В этот момент в зале появилась Амалита. Ее появление вызвало заметное оживление в зале — метрдотель бросился к ней с распростертыми объятиями, восклицая: «Какими судьбами! А фигура! Что, все так же бегаешь по утрам?» — и ее пальто и сумка тут же растворились в воздухе. На ней был твидовый костюм от Джил Сандер (одна юбка зашкаливала за штуку) и зеленый кашемировый топ.

— Здесь жарко? — спросила она, обмахиваясь перчатками, и сняла пиджак. Зал ахнул. — Золотце мое! — завизжала она, разглядев Кэрри за стойкой бара.

— Столик готов, — услужливо произнес метрдотель.

— Я тебе такое расскажу! — тараторила Амалита. — Просто умрешь — со мной такое приключилось!..

В апреле Амалита ездила в Лондон на свадьбу, где познакомилась с лордом Скунксом — имя, конечно, вымышленное, но «истинный лорд, дорогая моя, истинный лорд — состоит в родственных отношениях с монаршей семьей, замок, борзые и все такое. Влюбился в меня без памяти, болван, прямо в церкви. Подходит ко мне во время банкета и говорит: „Душа моя, вы — прелесть, но ваша шляпка еще прелестнее“.

— Тут-то мне бы его и раскусить, но я тогда была слегка не в себе — пришлось остановиться у Кэтрин Джонсон-Бейтс, а она меня совсем достала — все время нудила, что я разбрасываю шмотки по всей квартире… Дева, одно слово. Короче, я только и думала, как бы мне к кому-нибудь перебраться. А когда узнала, что Кэтрин к этому Скунксу неровно дышит — шарфики ему вяжет из какой-то кошмарной гребаной шерсти, — а он в ее сторону даже не смотрит, тут уж и подавно устоять не смогла. И потом, нужно же мне было где-то жить.

В тот же вечер после свадьбы Амалита переехала в дом на Этон-сквер. Первую пару недель все шло как по маслу. Она продемонстрировала лорду весь свой репертуар образцовой гейши — массаж, чай в постель, интересные места в газете, обведенные карандашиком…

Он водил ее по магазинам. Они придумывали все новые и новые развлечения — однажды даже устроили в родовом замке вечеринку со стрельбой. Амалита помогла ему составить список гостей, пригласила кучу нужных людей, очаровала прислугу, и он был в полном восторге. Но не успели они вернуться в Лондон, как начались неприятности.

— Помнишь мое белье — сколько лет я его собирала? — спросила Амалита.

Кэрри кивнула. Она прекрасно помнила обширную коллекцию дизайнерского белья, которую Амалита собирала вот уже пятнадцать лет, — забыть ее было сложно, учитывая, что однажды, помогая Амалите с переездом, ей пришлось заворачивать каждый предмет в специальную ткань, потратив на это три дня.

— Так вот, переодеваюсь я тут как-то, и вдруг он заходит и говорит: «Дорогая, давно заглядываюсь на твой корсет… Не возражаешь, я примерю? Хочу понять, что значит быть тобой».

Ладно. На следующий день он требует, чтобы я его отшлепала скрученной в трубочку газетой. «Дорогой, — говорю я ему, — тебе не кажется, что будет больше толку, если ты ее просто прочтешь?» «Нет, — отвечает он. — Давай всыпь мне как следует!»

Я и тут послушалась. Еще одна ошибка. Дело дошло до того, что он чуть свет напяливал на себя мои шмотки и дни напролет просиживал дома. И так изо дня в день. Однажды он потребовал мои украшения от Шанель.

— И как он в них выглядел? — спросила Кэрри.

— Pas mal, — ответила Амалита, — Знаешь, он из тех английских красавчиков, по которым толком и не скажешь, гомо они или гетеро. Но ты себе даже не представляешь, до чего этот Скунс — иначе не назовешь — докатился! Ползал по полу на четвереньках и светил голой жопой. С ума сойти, а я ведь всерьез подумывала выйти за него замуж!

Короче, я сказала ему, что ухожу. Он психанул. Запер меня в спальне, пришлось лезть через окно. К тому же пришлось напялить эти идиотские шпильки от Маноло Бланик вместо человеческих Гуччи — сдуру позволила ему поиграться моими туфлями, а «Маноло» были единственной парой, которую он не любил — считал, что это прошлый сезон. Так он меня домой отказался впускать! Сказал, что оставляет себе мою одежду в уплату за какой-то дурацкий телефонный счет, который я якобы наговорила. Две тысячи фунтов. Смех! Я тогда ему сказала: «Дорогой, а как же иначе? Должна же я как-то общаться с родной матерью и дочерью?!»

Но я-то тоже не дура, прихватила с собой его мобильный. Звоню ему с улицы. «Дорогой, — говорю, — я пошла пить чай с Кэтрин. Когда вернусь, чтобы мои чемоданы аккуратненько стояли у дверей. Потом проверю все до последней пуговицы и, если хоть чего-нибудь недосчитаюсь — хоть одной крошечной сережки, хоть пары поясков, хоть набойки на каблуке — немедленно звоню Найджелу Демпстеру».

— И что, послушался?! — с некоторым даже трепетом спросила Кэрри.

— Еще бы! — ответила Амалита. — Англичане до смерти боятся прессы. Если хочешь кого-нибудь приструнить, пригрози газетной шумихой.

В этот момент к нашему столику подошел аргентинец.

— Амалита! — обрадованно воскликнул он, протягивая ей руку и отвешивая галантный поклон.

— А, Крис. Сото esta?

Они залопотали по-испански, так что Кэрри не поняла ни слова.

Затем Крис сказал:

— Я сюда на неделю. Неплохо бы пересечься.

— Ну конечно, милый, — ответила Амалита и улыбнулась, слегка сощурив глаза, что означало «отвали».

— Тьфу. Богатый аргентинец, — произнесла она. — Я однажды гостила на его ранчо. Мы тогда всю саванну на поло-пони изъездили. Жена была на сносях, а он был таким пупсиком, что я его трахнула, и она об этом узнала. Представляешь, еще и оскорбилась! Да из него оказался такой трахальщик, что она радоваться должна всякий раз, когда на него кто-то позарится.

— Мисс Амальфи! — обратился к ней официант. — Вас к телефону.

— Райти! — ликующе объявила она, вернувшись через пару минут за столик. Райти был лидер- гитаристом известной рок-группы. — Зовет на гастроли. Бразилия. Сингапур. Сказала ему, что подумаю. Эти ребята привыкли, что бабы на них гроздьями вешаются, с ними надо построже. Чтоб знали свое место.

У входа опять поднялась легкая суматоха. Кэрри вытянула шею, чтобы посмотреть, кто пришел, и вдруг стремительно пригнулась, делая вид, что разглядывает свои ногти.

— Не смотри, — прошипела она. — Это Рэй.

— Рэй? Давно не виделись, — ответила Амалита и прищурилась.