британские «красные мундиры» вели себя не только в Индии, но и в соседней Ирландии, населенной, вообще-то, белыми людьми… Напомнить, кто концлагеря придумал? То-то…

Люблю я вот уже сорок лет пылкой и беззаветной любовью великого писателя земли британской Артура Конан Дойля. Одной его книги у меня в библиотеке нет и не будет – той, что носит название «Англо-бурская война». Почитайте, может, и поймете причины…

Вернемся к Берии. Ради исторической объективности следует уточнить, что порой он и в самом деле бывал с людьми невероятно груб. Да что там, расстрелом грозил, открытым текстом, в каторгу упечь грозился…

Вот примеры. Весной сорок второго на одном из Ижевских военных заводов объявился вдруг генерал- лейтенант госбезопасности Ткаченко, с помпой отрекомендовавший себя в качестве личного представителя товарища Берии. И через несколько дней, потоптавшись по заводу, принес уже упоминавшемуся замнаркома Новикову целый манифест: он, дескать, выявил вредителей, которых нужно немедленно репрессировать, а директора завода, как слабого работника, необходимо немедленно от работы освободить. И так далее, и тому подобное, вплоть до «ценных творческих указаний» самому Новикову.

Новиков открытым текстом (а как же страх перед всемогущими бериевцами»?!) объявил: чушь вы лепите, товарищ генерал-лейтенант, уж простите на худом слове…

Ткаченко шуранул свои ценные соображения в столицу, Берии. Берия позвонил Новикову, расспросил, как там на самом деле дела обстоят, а потом потребовал к телефону Ткаченко.

И вот тут-то, точно, рванулись из трубки семиэтажные маты – в адрес «личного представителя». Берия кричал, не выбирая выражений: «Я зачем тебя (многоточие) к Новикову послал – помогать или шпионить? Кляузы разводить (многоточие)? Я тебя за такие бумажки (многоточие) расстреляю!»

И выполз генерал из кабинета, едва живой от ужаса. И смылся с завода тихонечко, как варенье с клеенки, а там и вовсе из Ижевска исчез…

Пример номер два. Берия, в присутствии многочисленных свидетелей, распекает некоего проштрафившегося Н., совершенно недвусмысленным образом:

– Запомните, товарищ Н., у нас в тюрьме места много!

Кто таков Н.? Видный ученый, известный конструктор, директор завода?

Да ничего подобного. Очередной бюрократ, генерал МГБ, который не обеспечил то, что должен был обеспечить… (В тюрьму его, Берия, кстати, так и не посадил).

Все прочие «примеры хамства и палачества» Берии – того же разряда. Либо речь идет о тупых чиновниках, на которых не грех и рявкнуть, либо…

Вот вам очередная леденящая кровь история про то, как Берия едва не изничтожил писателя Фадеева – самим Фадеевым рассказанная. Поссорились они однажды с Берией у последнего на даче, хлопнул дверью Фадеев и побрел домой пешочком по подмосковному лесу. И тут, как в фильме ужасов, увидел машину, явно отправленную с дачи ему вдогонку: «Я понял, что эта машина сейчас собьет меня, а потом Сталину скажут, что я был пьян». Но не так-то прост Фадеев! Спрятался в кустах, дождался, когда проедет зловещая машина, а потом добрался пешочком до автобусной остановки.

Поведавши этот ужастик, наш добрый друг Млечин, к сожалению, не уточняет, какого цвета была машина. Черного, разумеется! Как ночь! А повдоль дверец светящейся краской выведено: «Фадеев, тебе кирдык!» И мертвые с косами из окон…

Ну, что тут скажешь? Отчего-то впоследствии товарищ Берия так и не причинил товарищу Фадееву никаких неприятностей – не то чтобы машиной сбивать вторично, даже выдолбленную тыкву со свечкой внутри под окно не подсовывал. А это позволяет предположить, что машину послали исключительно затем, чтобы отыскать в ночном мраке пьянющего главу всех советских писателей и отвезти домой, пока в болото не зарюхался. «Понял» он, видите ли, что машина его непременно сбивать будет. Слыхивали мы, писатели помоложе, от зубров, как глушил водяру тов. Фадеев, стахановец по этой части, и как чертей потом гонял шваброю…

А вот что сморозил в своих воспоминаниях академик Сахаров: «Он (Берия. – А. Б.) подал мне руку. Она была пухлая, чуть влажная и мертвенно холодная. Только в этот момент я понял, что говорю с глазу на глаз со страшным человеком. До этого мне это не приходило в голову, и я держался совершенно свободно».

Извините, но такое я комментировать отказываюсь решительно – даже матерно…

Между прочим, другой академик, физик, один из создателей атомной бомбы, трижды Герой Социалистического Труда (значит, не особенный дебил?!) Я. Б. Зельдович, когда выпустили после смерти Сталина «врачей-убийц» и посадили на их место их же следователей, сказал Сахарову:

– А ведь это наш Лаврентий Павлович разобрался!

«С гордостью сказал», вспоминал Сахаров. Обратите внимание на слово «наш». Кто-то там чирикал, что все ученые поголовно, светлые прогрессивные умы, Берию боялись и ненавидели? А впрочем, писал же академик Александров (в свое время игравший в «атомном проекте» не более чем девятую-десятую скрипку), что Берия намеревался прислать за новехонькой атомной бомбой своих доверенных генералов, чтобы отвезли ее в Москву и пугали там соперников Берии на пути к власти! Серьезно, я не шучу! Именно так и писал, почитайте Губарева…

Академик Петросьянц оставил вполне объективные воспоминания: «Среди всех членов Политбюро и других высших руководителей страны Берия оказался наиболее подготовленным в вопросах технической политики и техники. Все это я знал не понаслышке, а по личным контактам с ним, по многим техническим вопросам, касавшимся танкостроительной и ядерной тематики. В интересах исторической справедливости нельзя не сказать, что Берия, этот страшный человек, руководитель карательного органа нашей страны, сумел полностью оправдать доверие Сталина, использовав весь научный потенциал ученых ядерной науки и техники, имевшийся в нашей стране. Он придал всем работам по ядерной проблематике необходимые размах, широту действий и динамизм. Он обладал огромной энергией и работоспособностью, был организатором, умевшим доводить всякое начатое им дело до конца. Часто выезжал на объекты, знакомился с ходом и результатами работ, всегда оказывал необходимую помощь и в то же время резко и строго расправлялся с нерадивыми исполнителями, невзирая на их чины и положение. В процессе создания первой советской атомной бомбы его роль в полном смысле была неизмеримой».

Характеристика, как видим, самая положительная. Но насколько же въелись в мозги иные штампы! С одной стороны – в «интересах исторической справедливости». И тут же, ритуальной скороговоркой: «страшный человек», «руководитель карательного органа»… С какой стати тут «карательный орган» приплетен? Не имел к ним Берия уже никакого отношения, сколько можно повторять…

И, наконец, о девушках. О бедных жертвах бериевской похоти. Ну как же, два дюжих полковника ловили их средь бела дня, привозили в особняк, и там Берия, как неопровержимо доказал Сульянов, непременно прикусывал бедняжкам правую грудь… И заставлял складывать губки буквой «О»…

Простите меня, хама и пошляка, за нижеследующий абзац. Ни в коем случае не читайте его несовершеннолетним вслух. Экс-кьюзми, пардон муа, пшепрашем паньство… Но я уверен, что полит- генералу Сульянову никогда в жизни ни одна фемина не делала минет. Иначе не писал бы таких дуростей. Знал бы, что не в сложенных буквой «О» женских губках тут секрет технологии. Хоть бы разобрался сначала в вопросе, теоретик…

А если без циничных шуток – накиньте пальтецо, если вы москвич, и прогуляйтесь на Малую Никитскую улицу. А если вы иногородний, все равно, при возможности на означенную улицу загляните. Не помню номера, но найти легко: там теперь посольство Туниса.

Когда-то именно это был «особняк Берии», гнездо разврата. Посмотрите сами на этот дом, только непременно учитывайте: кроме самого Берии, там обитали его жена, сын с женой и детьми, а также некоторое количество прислуги и охраны.

Еще раз присмотритесь к небольшому дому.

А теперь представьте, что именно сюда и привозили тех самых «несчастных школьниц». Ага! Хорошенькая картинка: за столом ужинает семья в полном составе, в это время через столовую два зверообразных гиганта, полковники Саркисов и Надорая, волокут мешок. Из мешка торчат брыкающиеся девичьи ножки и слышен отчаянный визг: мол, умру, но ни поцелуя без любви…

– Это что, бабушка? – живо интересуется крохотная внучка Лаврентия Павловича.