данные, но той глубины обороны которая здесь была обрисована… мы не знали».

Да и финские силы оказались гораздо значительнее тех, которые предполагал встретить Мерецков. Хотя именно он, как командующий округом, обязан был собрать максимум сведений о «вероятном противнике» по ту сторону границы.

В январе сорок четвертого Мерецков начал наступать, превосходя немцев по личному составу и артиллерии втрое, а по танкам даже вшестеро. И все равно, наступал он, как бы это поделикатнее выразиться… не самым талантливым образом.

Лишь одна из подчиненных ему армий действовала дерзко, отчаянно, смело. Сорок вторая. В сжатые сроки она прорвала мощную полосу обороны немцев, щедро насыщенную ДОТами, вырвалась на оперативный простор, преодолела вторую полосу обороны и взяла Ропшу.

Сорок второй командовал генерал Масленников, тот самый человек Берии, отстоявший вместе с ним Кавказ. Ничего удивительного. Служа в Красной Армии с 1919 г., он никогда не был ни комиссаром, ни «лагерным костоломом»: всегда либо командир-кавалерист, либо командир-пограничник. Вот только после 1956 г. об этом человеке высочайше велено было забыть, а если и поминать, то исключительно как о «подручном злодея Берии».

Для сравнения посмотрим, как действовала в той же операции 59-я армия, особо опекаемая Мерецковым. Он, наконец-то, набрался решимости хоть раз в жизни нанести мощный таранный удар. Сосредоточил в составе 59-й больше половины всех сил Волховского фронта. В воздухе господствует советская авиация, превосходство над немцами в пехоте в 3,3 раза, в артиллерии – в 3,5 раз, в танках и вовсе в одиннадцать раз. У Мерецкова – сто орудий на километр фронта, у немцев – восемнадцать. К тому же часть немецких сил составляют литовские и эстонские подразделения – те еще вояки.

Итак, Мерецков наступает… Большая часть опорных пунктов и артиллерийских батарей врага так и остается неподавленной. Танки вязнут в болотах. За сутки армада продвинулась лишь на километр. Для сравнения: чуть южнее невеликие части генерал-майора Свиклина за день в столь же неблагоприятных природных условиях с налету берут плацдарм шириной 6 километров по фронту и 4 километра в глубину.

В конце концов, блокада Ленинграда была все-таки снята – кроме Мерецкова гораздо более успешно действовали еще и Ленинградский фронт (генерал армии Говоров), и 2-й Прибалтийский (генерал армии Попов).

Мерецков торжествовал и практически в полный голос требовал, чтобы ему поручили возглавить что- нибудь этакое… еще более масштабное. Уж тогда он, мол, себя покажет.

Однако Сталин считал проведенную операцию, в принципе, неудачной. Взлетел – и справедливо – один Говоров. Многих генералов понизили и отправили в резерв, а Мерецкова засунули командовать Карельским фронтом, где он благополучно и кантовался до конца войны, поскольку уж там-то никто от него не требовал особых полководческих талантов. Финляндия просто-напросто, деликатно выражаясь, вышла из войны, то есть, задрала лапки кверху, и Мерецков браво занял своими войсками территории, где сопротивления ему никто не оказывал.

Поймите меня правильно. Я в жизни не употребил бы слово «кантоваться», зайди речь о простых солдатах и обычных офицеpax третьестепенных, что уж скрывать, фронтов вроде Карельского. Но вот в отношении командующего таким фронтом это слово, оторвите мне голову, вполне уместно.

Судьба войны решалась не там, а на Западном направлении. Не там шли в наступление миллионные армии, многотысячные танковые армады, не там проводились изящные стратегические решения, брались в кровопролитных боях вражеские столицы.

Мерецков – третьестепенный маршал. Но отчего-то он в массовом сознании (да и в истории) до сих пор стоит наравне с Рокоссовским, Коневым, Василевским, Еременко, Малиновским и другими, чей вклад в Великую Победу во сто раз превышает его скромные труды. Это неправильно. Так не должно быть. Учитывая все, деликатно говоря, промахи и провалы, сопровождавшие деятельность Мерецкова, начиная с финской войны.

В японскую кампанию он, правда, командовал 2-м Дальневосточным фронтом – но планы разрабатывал отнюдь не он. А против Квантунской армии была сконцентрирована такая силища, что тут даже Мерецков не мог бы проиграть.

Примечательно то, что с ним происходило после войны. Как и других маршалов, его отправили командовать всего-навсего военным округом. В чем, кстати, не было никакого такого «сталинского самодурства» – очень уж много после войны в советских вооруженных силах оказалось маршалов и генералов, гораздо больше, чем необходимо армии мирного времени, и эту ораву нужно же было куда-то пристраивать…

Но наш герой и тут поражает странностями. Всего за десять лет он проделывает столь причудливый путь, сигает так, что австралийская кенгура обзавидуется. 1945–1955 гг.: командующий Приморским, Московским, Беломорским и Северным военными округами, начальник курсов «Выстрел». Прыг-скок, прыг-скок! Это даже послужным списком не назовешь, это что-то другое… В пятьдесят пятом Мерецкова (которому всего-то пятьдесят семь, детский возраст для военачальника!) наконец-то задвигают окончательно: помощником министра обороны по высшим военно-учебным заведениям, откуда он девять лет спустя попадет в «Группу генеральных инспекторов» (разновидность яслей для высоких военных начальников)…

Никаких конкретных обвинений у меня нет – по недостатку точной информации. Я просто-напросто прилежно фиксирую все странности, сопровождающие Мерецкова на жизненном пути – необъяснимые, но в глаза бросающиеся; все то, что по недостатку улик будем пока что скромно именовать «промахами» и «бездарностью».

В голову меж тем лезут всякие дурацкие мысли. Вспоминается, например, что Андрей Андреич Власов любил в подпитии сболтнуть, что есть у него надежные единомышленники и сообщники, которые так и пребывают по ту сторону фронта. Проще всего считать, что он цену себе набивал откровенной брехней. Но ведь по теории вероятности какое-то количество заговорщиков в немалых чинах просто обязано было уцелеть, выжить на положении «ни гу-гу».

И еще. Очень похоже, что у немцев и в самом деле наличествовал агент, сумевший пробраться если и не в самые верхи военной пирамиды, то поднявшийся довольно высоко.

4 ноября 1942 г. Сталин провел Главный военный совет с учас-тием двенадцати маршалов и генералов, где были приняты стратегические решения о нескольких наступательных операциях. Уже через несколько дней информация об этих решениях попала к немцам.

Когда осенью сорок четвертого Сталин принял решение не наступать на Варшаву, немцы начали перебрасывать оттуда свои танковые дивизии так уверенно, что, по мнению иных исследователей, точно знали: советские войска на Висле с места не двинутся.

В декабре того же сорок четвертого генерал Гелен (тот самый) что-то очень уж точно предсказал направление главных ударов Красной Армии – на Берлин и в Восточной Пруссии.

Англичане, к слову, отказывались делиться с Советским Союзом данными, полученными с помощью расшифровки кода знаменитой «Энигмы», поскольку… были отчего-то уверены, что немецкие агенты проникли в высшие эшелоны Красной Армии. Быть может, oни попросту жмотничали, а может, и говорили правду…

Нет у меня ни конкретных версий, ни конкретных подозреваемых. Я просто-напросто вспоминаю слова Кагановича о том, что каждая авария имеет имя, фамилию и отчество. А еще мне кажется весьма подозрительным, когда странности идут косяком. Большая концентрация странностей в одном месте – уже повод для самых разных мыслей, которые, увы, к делу не подошьешь.

А Мерецков – клубок странностей…

Но оставим его, пожалуй. Перейдем к человеку более крупному, удачливому, яркому. К очередному мифу, дутой фигуре, откровенной бездари и палачу, овеянному незаслуженной славой.

Жил-был на свете маршал Георгий Константинович Жуков…