Он сложил все обратно в конверт, размашисто подмахнул поданный Жанной приказ – уволился от нас по собственному желанию господин Елагин, ну что поделаешь, переживем боль утраты…

В кабинет бесшумно просочился Косарев, вкрадчиво спросил:

– Павел Иванович, можно, я заберу «дипломат»? Вы же сами говорили…

– «Дипломат»? – Петр недоумевающе вскинул на него глаза. – А-а, конечно… Он там и стоит.

Фомич нырнул в комнату отдыха, проворно выкатился оттуда с «дипломатом» в руке, расшаркался перед Катей:

– Вы прекрасно выглядите, Екатерина Алексеевна, должен вам заметить, просто-таки очаровательны сегодня…

– Фомич, – сказал Петр, – у вас случайно нет адреса Марушкина?

– Кого? – изобразил на лице величайшее изумление Фомич.

– Художника, который приносил картины. Вы же их сами забирали.

– Художника? А я и понятия не имел, что их художник принес… В жизни такой фамилии не слышал. Я думал, их шофер привез…

– Ладно, идите.

Когда Фомич выкатился колобком, Катя спросила:

– Что за художник? Опять у тебя идеи… – и посмотрела на собственный портрет над столом.

– Да нет, успокойся, – засмеялся Петр. —

Говорю же, с этим покончено. С идеями… Постараемся прожить без идей. Это тебя не удручает?

– Не особенно, – призналась Катя.

– Может, мне и этот портрет снять?

– А почему бы и нет? Никак я, сибирячка, раскованным европейским мышлением проникнуться не могу…

– Ладно, – сказал Петр, окинув ее откровенным взглядом, – но тот портрет, в кабинете, дома, пусть уж висит… Идет?

Он отлично запомнил код, отпиравший электронный замок на двери «спецотдела»-пустышки. У него была хорошая память. Профессиональная… Никто, как и следовало ожидать, не выразил ни малейшего удивления, видя, как большой босс целеустремленно шагает к «спецотделу», сноровисто набирает код и скрывается за железной дверью. В самом деле, что в этом поступке такого уж удивительного? Точной информации нет, но ручаться можно – Пашка не раз пользовался барской забавой, потайным ходом на другую сторону улицы. По бабам хотя бы отправлялся, а возможно, и по серьезным делам. Вряд ли он приложил столько сил по возведению потайного хода исключительно для удобства других…

Старательно закрыв за собой дверь и убедившись, что замок надежно защелкнут, Петр уселся за стол, ни разу в жизни не послуживший рабочим целям, – так что даже сигареты с зажигалкой на безукоризненную полировку класть не хотелось поначалу.

Стряхивая пепел в целлофановую обертку от пачки, он не спеша проделал то, что их с Пашкой уговор категорически запрещал – набрал код межгорода, потом номер Кириной шарашки. Где-то в глубине души похныкивало недовольство собой, проистекавшее из добропорядочности и офицерского честного слова, но еще более мощно о себе заявило то ли чутье, то ли пресловутое седьмое чувство, тягостно-смутное предчувствие…

Не занято, слава богу, удалось угодить с первого раза. Длинный гудок, еще один…

– Институт биофизики, – лениво протянули на том конце канала.

Петр моментально опознал голос – светленькая молодая лентяечка с углового стола. Никак не мог запомнить ее имя, не то чтобы заковыристое, но нестандартное какое-то, впервые встреченное. Ангелита? Алита? Алисса с двумя «с»? Вечно из памяти выпадает…

– Здравствуйте, – сказал он слегка бурчливо, хрипловато, чтобы не опознала, чего доброго. – Киру Максимовну можно?

– А кто ее спрашивает?

Странное дело, голосок Алиты-Алиссы заметно изменился. Что-то новое в нем появилось, определенно новое. Тревога? Или настороженность? Почему-то первые пришедшие на ум определения – нехороши…

– Вряд ли вы меня знаете, – сказал Петр, старательно коверкая голос, насколько удавалось, – уверен, не встречались. Собственно, это знакомый Петра Ивановича из Шантарска…

– А не его брат? – моментально откликнулся девичий голосок с тем же нехорошим промедлением.

– Вот уж нет, – сказал он, – вообще не родственник. Честно говоря, даже нельзя сказать, что близкий знакомый Петра Ивановича. Если быть точным – далекий сослуживец. Я тут собирался к вам в Новосибирск, хотел ему вернуть должок. Сумма небольшая, но по нынешним временам с долгами лучше не тянуть, брал-то в переводе на зеленые…

В Новосибирске помолчали.

– Даже не знаю, как вам сказать… – протянула девчонка, – а долг-то отдавать и некому…

– То есть как? – спросил он с ненаигранным недоумением.

– Ну, они ж убились… Насмерть.