принадлежало кому-то другому, а душа парила над ним, зачарованная своим превосходством. Итак, часы отсчитывали последние минуты ее целомудрия, а она пыталась не обращать внимания на бег времени.

Она поднялась. Словно во сне, двинулась навстречу нежеланному союзу. Через комнату. Вверх по лестнице. К комнате, которая будет ее спальней. Их спальней. Какую-то секунду, целую вечность, она стояла перед дверью. Она еще раз перебрала свои чувства и с удивлением обнаружила, что жалость – самое сильное из них. Бедный Вернон. Он уже, наверное, забился под одеяло, лицо нервно выглядывает из-за белых простыней. Его роль «грязного старикашки», предназначенная исключительно для публики, очевидно, отброшена, и теперь, в преддверии встречи с прелестями жены, он станет примерен и скромен. Даже будет нервничать. Его необходимо успокоить, помочь получить хоть какое-то удовлетворение – в качестве награды за ту жизнь, которую он сделал для нее возможной. Она выключит свет – так будет лучше и ему, и ей – и сделает то, что должна сделать, чтобы выполнить свою часть подписанного контракта.

Лайза Блэсс глубоко, как только могла, вдохнула и вошла в спальню.

Вернона Блэсса не было в постели. Зато там находился кое-кто другой.

Девушка была очень славненькая. Кукольное личико, никакой косметики, мягкий цвет лица, мягкие и нежные светлые волосы, не знакомые с красителями. Она была невероятно юна. Девушка спокойно сидела на постели и оценивающе смотрела на Лайзу; простыни прикрывали нижнюю часть ее плоского полу детского живота. Одной рукой она откинула упавшую на круглый голубой глаз прядь волос; указательный палец другой был у нее во рту.

Вернон Блэсс стоял рядом с кроватью и совсем не выглядел нервным. Он выглядел в высшей степени поразительно. Пижама была вполне нормальной, она походила на обычную стандартную вещь от «Братьев Брукс», но его старческое личико претерпело ошеломляющее изменение. Дело было не столько в толстом слое туши на ресницах и даже не в огненно-красной губной помаде. Дело было и не в тоне цвета слоновой кости на щеках или дешевых серьгах. Все дело было в выражении его лица. Оно было ясным. Оно ничего не скрывало. Это было лицо порока, а свисавшая с его руки плеть для верховой езды подчеркивала это.

Лайза застыла, как вкопанная, пытаясь осознать то, что увидела, а воздух, который она вдохнула, открывая дверь, так и остался в легких, дожидаясь приказа выйти наружу. Она попала сюда совсем не по недоразумению. Все было подготовлено специально для нее. Это было написано у Вернона на лице. Выжидательный взгляд девочки-подростка только подтверждал это.

Она открыла рот, чтобы произнести слова, которых не существовало в природа.

Ребенок на кровати выручил ее.

– Добро пожаловать, миссис Блэсс, на вашу первую брачную ночь.

Это был голос маленькой девочки, сексуальный, возбуждающий, но, тем не менее, обыденный. Он звучал как голосок неопытного мальчика-посыльного в гостинице.

«Добро пожаловать в отель „Гавайи Хилтон“. Надеюсь, вам понравится у нас».

Наконец Лайзе удалось подобрать слова. Не те, которые она действительно хотела произнести, но, как казалось, вполне пригодные для этой ситуации.

– Какого черта вам здесь надо? Говоря это, она почему-то смотрела на Вернона. Девушка склонила голову набок, на ее внезапно ставшем усталым лице появилось вопросительное выражение. Она тоже смотрела на Вернона. Казалось, взгляд ее говорил: «Всегда что-нибудь не так с этими богатыми чудаками. Слишком много сложностей. Никогда не известно, чего они хотят на самом деле, а чего не хотят». Вслух она произнесла:

– Вы хотите сказать, Вернон не предупредил вас обо веем этом? Это же что-то вроде сюрприза!

Вернон Бласс засмеялся. Противным, хриплым, каркающим смехом.

Девушка-подросток поняла это как возложение на нее роли спасительницы этой быстро превращающейся в бесперспективную ситуации. Она попыталась придать своему голосу убедительность, даже чувственность. Но все равно он остался умоляющим голоском маленькой девочки.

– Видите ли, мэм, дело в том, что Вернон любит смотреть на такие вещи. Это и правда будет забавно. Вы и я, а он наблюдает. – Голос ее дрогнул; она явно не владела аудиторией. – Кнут ничего не значит. Это просто для вида, – добавила она несколько запоздало.

Тут она, очевидно, решила, что действия будут понятнее, чем слова. Ее козырная карта всегда оказывалась выигрышной, а эта богатая дамочка наверняка только притворяется, будто не любит девочек. Томным движением она отбросила простыню, демонстрируя, что же на самом деле предлагается Лайзе.

Оцепеневшей от ужаса Лайзе хватило всего секунды, чтобы все рассмотреть. Длинные загорелые ноги, маленькие и изящные ногти на пальцах ног, подкрашенные розовым лаком, в тон цвета уже созревших сосков, правильной формы треугольник светлых волос, из-под которого скромно выглядывал полураскрытый розовый бутон. Этот взгляд требовал, умолял бросить спасательный круг. Ужасная ошибка. Незваная гостья. Очень плохо задуманная плоская шутка. Репетиция какого-то любительского спектакля. Ну, что- нибудь!..

Ничего не было написано в его жестоких глазах. Все так и есть. Он хочет, чтобы она это сделала. Чтобы она занялась любовью с подсадной девчонкой, а он будет наблюдать, дергаться в экстазе, а может быть, немного постегает их кнутом.

Попятившись, Лайза схватилась за косяк. Потом, оказавшись в коридоре, она пустилась прочь стремительным шагом, быстро перешедшим в бег. Следом за ней, словно ужасающий запах разложения, летел жуткий смех ее мужа.

Снаружи сплошными потоками лил дождь, из-за него совсем ничего не было видно. Дождь и слезы ее первой брачной ночи. Господи! Лайза вслух выругалась, рванула ручку переключения передач своего «мустанга» и попыталась рассмотреть дорогу. Необходимо убраться подальше от этого ужасного дома, подальше от этого отвратительного дьявола, за которого она вышла замуж. Как могла она совершить такую явную и ужасную ошибку? Какого же черта никто ничего ей не сказал? Разве в Палм-Бич не все известно о его обитателях? Гнев и безысходность охватили ее при мысли о своем унижении и его последствиях в будущем. Ей придется разрушить это: знаменитый брак Лайзы Старр, занесенный в Книгу рекордов Гиннесса, отдал концы всего через шесть часов. Боже, этот мерзкий извращенец, эта порочная ухмылка на его лице, когда он наблюдал за охватившим ее ужасом. Сегодня она увидела зло в глазах человека, которого поклялась слушаться и уважать до самой смерти, в глазах человека, которого весь свет теперь считал отцом ее ребенка.

В левое окно Лайза увидела, как прибой разбивается о волнолом Саут-Оушн-бульвара. Еще немного, и