Лайза сбросила обувь, добравшись до песка, еще теплого после жаркого солнца. Господи! Насколько тут лучше. И больше ничего не надо. Мягкий песок, шум набегающих волн Карибского моря, запахи готовящейся аборигенами еды, доносившиеся из-за сосен позади пляжа. В семидесяти ярдах от берега упорные волны покачивали с полдюжины яхт. Некоторые были залиты огнями, как рождественские елки, владельцы демонстративно вкушали ужин на корме, а члены экипажа метались по палубе, исполняя любой их каприз. На других яхтах были зажжены лишь самые необходимые навигационные огни, а пассажиры, вероятно, ужинали на берегу – наверно, с Коллином Теннантом или с одним из многочисленных персонажей Книги рекордов Гиннеса, которые владели здесь домами. Мюстик. Остров диких контрастов. Какой же он на самом деле, Москитовый остров? Нефритовые горы, жемчужно-белые берега, аквамариновое море, розовые раковины, усеявшие омываемое карибскими волнами побережье? Или же суть этого места определяют воплощающие в себе все самые мерзкие крайности английского снобизма расхлябанные аккорды «Соблазнительной», которые так неуместно вибрируют сейчас в ароматном ночном воздухе и отравляют очарование окружающей природы, капризно подчинив ее себе?

Лайза присела на прибившееся к берегу бревно и попыталась собраться с нахлынувшими на нее мыслями? Куда она идет? Что происходит? До этого вечера у нее не оставалось времени на размышления, так как она оказалась во власти желания, волшебного наваждения. У нее не было времени усомниться, любят ли ее. Подсознательно она считала это само собой разумеющимся. Сейчас, на Гренадинах, Лайза осмелилась задуматься о том, не, является ли оазис ее экстаза миражем, созданным сверкающими песками и готовыми растаять, не оставить после себя ничего, кроме горько-сладостной пустоты. При этой ужасной мысли в уголках глаз навернулись две большие слезы и, не удержавшись, покатились по щекам.

Ее сознание пронзил нежный голос, донесшийся из-за плеча:

– Лайза Старр, я и подумать не мог, что ты не любишь музыки.

Лайзе пришлось улыбнуться сквозь слезы, однако улыбнулась она, скорее, из благодарности, а не из-за того, что ей стало смешно. Он ушел вслед за ней. Она ему небезразлична. Он любит ее.

– О, Бобби. Можно, мы пойдем сейчас домой? Но только вдвоем, бросим их.

– Уже идем, – ответил Бобби и, тихонько склонившись к Лайзе, слизнул ее слезы.

Лайза посмотрела на усыпанное звездами небо и глубоко вздохнула. Луна стала уже почти полной и бросала магический отблеск на покрытую рябью поверхность воды бассейна. Бобби преклонил колени на ступеньках рядом с Лайзой и ласково положил руку на ее крепкое плечо.

– Мне кажется, что бассейны играют в нашей жизни какую-то особую роль, – наконец произнесла Лайза, и в ее тихом, звенящем смехе послышался прозрачный намек.

Бобби рассмеялся.

– Купание при луне. Вещь, конечно, потрясающая. Лайза шутливо ударила его по руке.

– Я говорила о нас, сенатор. – Она притворилась, что ревнует. – Знаешь, это самое красивое место на острове. Я имею в виду, вот здесь, в бассейне. Это все равно, что плавать у подножия скалы. Дом мне не очень понравился, хотя фамильное серебро весьма недурно. Но она явно не пользовалась услугами художника по интерьерам. Белая виниловая мебель и латунные ручки. Фи!

– Видно, хорошей придворной дамы из тебя не получится, – заметил Бобби. – Не хватает почтения.

– А тебе от этого не тошно?

– Понимаешь, чтобы заниматься политикой, надо уметь потворствовать людским слабостям. Ну и встреча с Хейверсом была полезной. Это – главное.

– А мы – не главное, Бобби? Бобби не ответил. Вместо этого он обнял ее. Лайза рухнула в его объятия, вся отдавшись чувству. У нее было такое ощущение, будто она – подарок, прекрасный, искренний дар, который слишком хорош для того, чтобы его упаковывать.

Бобби приподнял ее к себе и склонил голову к приоткрытым навстречу ему губам. Его действия были ответом на ее вопрос. В словах нужды не было. Но, целуя Лайзу, Бобби знал, что слова ему подыскать было бы сложно, потому что где-то внутри он избегал их, так как не знал, какими именно надо воспользоваться. Лайза Старр. Что она для него? Конечно, возлюбленная. Никогда раньше его далеко не скудный опыт не приносил ему такой радости от занятий любовью, какую испытал он с Лайзой. К тому же она обладала душой чистой, неукротимой, незапятнанной горечью жизненных поражений, – вовсе не душой дешевой оптимистки, которая видит в людях хорошее потому, что не хочет задуматься над плохим. Ее бурлящий оптимизм давал Бобби заряд бодрости, был тоником для ее обветренного неба, и он чувствовал, как под расковывающим воздействием Лайзы с него спадают покровы цинизма, в которые он так часто любил заворачиваться. Смотря на мир ее страстными глазами, Бобби в последние дни по-новому его увидел. Все это так. Но к чему это ведет? Любовь ли это? Если да, то он испытал ее впервые. Стэнсфилдам никогда не рекомендовалось влюбляться. Любовь – довольно безответственная штука, она часто открывает ящик Пандоры с гнусными штучками, которые способны испортить в жизни главное. Конечно, его отец «любил» мать, и наоборот. Это разумелось само собой. Мужья и жены любят друг друга – до развода. Однако «влюбляться» – это дело совершенно иное, мир романов Барбары Картленд, в которых прекрасные принцы влюблялись в служанок и бросали свои царства ради любви. Да, таковы условия игры. Чем-то приходится поступаться. Чем-то важным. Например, политическим честолюбием. Язык Лайзы сладостно извивался во рту Бобби, и он ощутил резкую боль вины, так как понял, что дарит поцелуй Иуды.

Пока Бобби боролся со своими сомнениями, Лайза чувствовала, как ее сомнения отступают. Она сольется с этим прекрасным мужчиной, станет им. Их тела уже соединились, две зажигательные жидкости смешались в единой чаше, проникли друг в друга, пробежали друг через друга, спаяли их вместе. Их брак станет для мира лишним доказательством того мистического, сладостного причастия, которое объединило их души и скрепило их плоть. И когда-нибудь, как окончательное благословение, появится ребенок – живое свидетельство их потребности слиться воедино. Ее ребенок, его ребенок. Их ребенок.

Лайза крепко обвила Бобби ногами и вжалась в него, радостно ощутив знакомые судороги. Она по- прежнему блуждала по знакомому ей рту, с любовью нащупывая памятные тропки, маленькие уголки удовольствия, его шелковистый нежный язык. Они будут любить друг Друга прямо здесь, в бассейне, где тело ее в теплой воде станет легким, будто пушинка, а душа будет парить над ними обоими, наблюдая желание, жажду и страсть.

Бобби замер на грани первого шага и, наслаждаясь предвкушением, чувствовал, как она открывается ему. Затем, не в состоянии более длить это ощущение, он толчком вошел в глубину существа Лайзы, и она благодарно сомкнулась над ним. На мгновение он застыл, испытывая восхитительные импульсы удовольствия, а потом, освоившись в блаженном состоянии, начал двигаться внутри нее.

Лайза откинулась на спину, обхватив руками шею Бобби и обвив ногами талию, в то время как он вдавливался в нее. Ей хотелось видеть его глаза, его лицо. В лунном свете она испытает все – любовь,