— Ура!.. — вскричал консул. — Это тот самый корабль, которого я ждал: корвет «Scottia», под командой сэра Колина Кэмбля. Кричите и вы «ура», молодой человек. Ваши господа спасены. Теперь уж можно сказать наверное, что спасены.
Корабль между тем выбрал место для стоянки и бросил якорь.
Консул уложил бумаги Эстевана в герметическую жестяную коробку и предложил метису отправиться с ним на пристань и вместе сесть в бочку.
Капитан корвета, молодой стройный офицер, белокурый, матово-бледный, с голубыми глазами, бесстрастно взирал на торжественное путешествие консула в бочке на корабль.
Ступив на борт корвета, тот приблизился к капитану и отвесил ему глубокий и церемонный поклон.
— Имею честь засвидетельствовать свое почтение сэру Колину Кэмблю.
— Добро пожаловать, дорогой мистер Гоуитт. Очень рад вас видеть. Оказывается, вы уже водворились на этом негостеприимном берегу.
— Берег действительно негостеприимный. Он даже хуже, чем вы предполагаете. Я ожидал все-таки найти здесь цивилизованных людей, а между тем это какая-то дикая орда.
— Что вы! Неужели вам здесь не оказали уважения, соответствующего статусу дипломатического представителя Ее величества?
— Тут не обо мне, собственно, речь… но это все равно. Дело такое, сэр Колин, что вашим пушкам, быть может, придется заговорить. Удивительного в этом ничего не будет.
— Объясните ваши слова, мистер Соуитт, — бесстрастно возразил капитан, в глазах которого, однако, как будто что-то блеснуло.
— Прежде чем приступить к объяснению, я прошу вас просмотреть вот эти документы. Шесть дней тому назад мне передал их молодой человек, приехавший со мною на корвет… Не угодно ли?
Командир корвета «Scottia» пересмотрел поданные ему бумаги.
— И этот джентльмен, — заговорил сэр Колин Кэмбль, складывая бумаги, — просит британской помощи?
— Да, капитан, и не без основания, потому что положение обоих путешественников отчаянное, как это вы сами можете видеть из писем…
— Ну, из этого неприятного положения они выйдут менее чем через три часа, за это я вам ручаюсь, мистер Гоуитт, — ручаюсь, хотя бы для этого мне пришлось обратить весь город в груду развалин и пепла… Лейтенант, прикажите выставить боевые сигналы… Канониров к орудиям. Сорок человек морской пехоты приготовить к высадке… раздать по двести патронов на человека.
— Но, капитан, ведь это объявление войны… Нужно сначала послать ультиматум.
— Ультиматум?.. Передайте его вы лично и возвращайтесь в консульство. Я буду следить за консульским флагом: если вы его спустите, я открою огонь.
— All right!
Сэр Колин Кэмбль удалился в свою каюту, пробыл там с четверть часа и вернулся наверх уже в полной парадной форме, держа в руках только что составленную бумагу, которую и передал Гоуитту.
Это был ультиматум властям города Трухильо с требованием немедленного освобождения французских путешественников.
— Теперь вы знаете, что вам делать, любезный мистер Гоуитт. Отправляйтесь в консульство, надевайте мундир, а тем временем мои люди высадятся на берег под началом одного из офицеров и сопроводят вас до города. Слуга французских джентльменов покажет вам дорогу в тюрьму, если местные власти не исполнят нашего требования добровольно. Ступайте и знайте, что всякое ваше требование я энергично поддержу.
Солдаты морской пехоты, радуясь предстоящей переделке, на которую они смотрели как на развлечение, с большой готовностью выполнили команду. Но когда консул поспешил к властям, чтобы сообщить об ультиматуме, то ни одного человека он на месте не нашел. Все в испуге попрятались, так что никого нельзя было отыскать.
Подвернулся только один начальник полиции. Ему-то консул и изложил свои требования.
Будучи человеком хитрым, начальник полиции не отказал ему, но попробовал выиграть время.
Он попросил полчаса сроку. Мистер Гоуитт великодушно подарил ему десять минут.
— Десять минут — хорошо! — сказал негодяй и поспешно удалился.
Эстеван, зорко следивший за ним, подглядел, что тот поспешил прямо в тюрьму.
— Господин консул, — взмолился метис, — ради Бога, что вы делаете!.. Зачем вы дали этому негодяю отсрочку? Ведь он побежал прямо в тюрьму. У него наверняка дурной умысел против моих господ.
— Возможно, этот человек очень смахивает на мерзавца. Ну что ж, мы тоже можем следовать к тюрьме. Как ваше мнение, лейтенант? — обратился он к офицеру, командовавшему отрядом.
— All right! — лаконично отвечал офицер.
На городской башне пробило пять часов, когда английские солдаты подошли к массивной тюремной двери.
Лейтенант постучал в дверь эфесом своей сабли. Никто не отозвался.
— Нельзя ли выломать эту дверь? — спросил консул.
— Нет ничего легче, — отвечал лейтенант. — Займет полминуты.
Он подозвал к себе унтер-офицера и сказал ему пару слов. Тот вынул из ранца металлический цилиндр в тридцать сантиметров длины и толщиною в руку.
Из цилиндра с одного конца торчал фитиль.
Лейтенант велел солдатам отступить на несколько шагов, положил цилиндр у порога двери, зажег фитиль сигарой и пояснил консулу:
— Динамитного патрона достаточно для какой угодно двери.
В ту же минуту грянул взрыв, разнесший дверь в щепки.
Путь был свободен.
Английские солдаты во главе с офицером устремились в зияющее отверстие. Эстеван указывал дорогу к камере, где сидели заключенные французы.
Тут-то и произошла описанная выше сцена, когда лейтенант вбежав в залу, где собирались расстреливать французов, крикнул громовым голосом:
— Долой оружие!.. Я вас всех беру в плен!
Английский офицер немедленно велел разоружить перуанских солдат, которые до того были удивлены неожиданным нападением, что совершенно растерялись и даже не подумали оказать сопротивление.
К начальнику полиции и монаху-секретарю он приставил четырех солдат.
— Отступать нам придется среди разъяренной толпы, — сказал он, — поэтому не худо иметь двух таких важных заложников.
Тем временем освобожденные узники с мольбой простирали к своим спасителям руки через решетку и кричали:
— Воды!.. Ради Бога, воды!
— Выломать двери! — крикнул офицер.
Солдаты бросились исполнять приказание, как вдруг с другого конца коридора послышалась злобная перебранка.
Это Эстеван ругался с тюремным сторожем.
С самого начала операции, схватив одно из ружей, отобранных у перуанцев, он пошел разыскивать негра-тюремщика и скоро нашел его забившимся в угол коридора.
Метис потащил его к двери, угрожая штыком. Весь серый от страха, тот едва мог шевелить ногами. Эстеван, решив, что негр упирается, бранил его на чем свет и покалывал слегка концом штыка.
— Дверь, черномазый!.. Отпирай живо дверь! — скомандовал метис у порога камеры.
Негодяй дрожал всем телом так, что не мог вложить ключа в замок. Тогда Эстеван вырвал у него связку и с треском отворил дверь сам.
— Воды!.. Воды!.. — продолжали взывать французы.
Два солдата побежали во двор к колодцу, наполнили водой свои манерки и бегом вернулись обратно.