прежде.

Бабуля, мы с Дани сходим тебе за книгами. Долорс кажется, это было вечером в пятницу, когда внук со своим другом, или бойфрендом, или как их теперь надо называть, вернулись домой с парой коробок, набитых томами из квартиры Долорс. Чтение ее утомляло, но она скучала по своим книгам, и Марти пообещал ей, что они постепенно перенесут их все. Как ваши дела, сеньора Долорс? — поинтересовался Дани, приятный парень, ничего не скажешь, жалко только, что из этих и влюблен в Марти, им будет непросто жить, вечно сражаясь с окружающим миром и его условностями, а что еще будет, когда узнает Жофре. Мир не прощает того, кто не такой, как все, кто отличается от «нормальных» людей. Все, что выходит за рамки, пугает. На вопрос Дани Долорс ответила жестом, означающим, что все хорошо. Я очень рад, сказал он, и хочу вам сказать, что свитер у вас выходит просто замечательный.

Он сказал ей это, когда она еще не успела напортачить, когда еще не начала вывязывать проймы. Сбиваться она начала потом, когда пришла Сандра и объявила, что пригласила на обед подружку, это было то ли в пятницу, то ли в субботу, что за путаница, должно быть, все-таки в субботу, потому что Жофре сидел дома, ну да не важно, главное — внучка сказала, что придет ее подруга, с которой они тесно сошлись в последнее время, особенно теперь, когда у нее нет ухажера, Долорс даже подумала было, что у всех обитателей дома странные вкусы, однако нет, это тут ни при чем, они просто дружили, и все. Старуха вечно забывала, как зовут эту девушку. Вот как раз сегодня меня не будет, проворчала Леонор, кто приготовит обед? Тут встрепенулся Жофре: не волнуйся, Лео, я возьму это на себя. Долорс с удивлением наблюдала за происходящим, ее поразила Леонор, которой вдруг срочно понадобилось исчезнуть, якобы по работе (так, во всяком случае, она объяснила), но еще больше — поведение Жофре, он вдруг сделался таким любезным, что-то невероятное, может, зять заболел, с чего бы ему перемениться вот так, разом, после того как почти тридцать лет, со дня свадьбы, тиранил жену, нисколько в этом не раскаивался и не делал ничего, чтобы наладить отношения. Так не бывает, что-то внутри Долорс отказывалось поверить в это. Я тебе помогу, папа, подскочила Сандра, вот увидишь, какой здоровский обед у нас получится. Само собой, ответил Жофре с улыбкой, а Долорс делала ошибку за ошибкой в своем вязанье. Леонор тоже этого не ожидала, смущенно пробормотала «спасибо», взяла сумку и удалилась. Должно быть, при этом она думала: надо побыстрее сбежать, пока они не передумали.

Может быть, если Сандра сама приготовит обед, то хоть что-нибудь съест. Но все равно, не в коня корм, потому что после еды внучка вызывает у себя рвоту. Раньше она так не делала, но с тех пор, как она осталась без парня, все, что ни попадает ей в рот, сразу же отправляется в унитаз. Долорс обратила внимание: когда мать кладет дочери целую тарелку макарон, та вмиг все сметает, потому что, наверное, умирает от голода. А потом запирается в туалете, и прощай обед. В первый раз старуха подумала, что у девочки болит живот. Затем — что нелады с желудком случаются у внучки слишком регулярно, а именно по выходным, когда она ест через силу. Никто ничего не заметил, только она, ох, девочка моя, если так и дальше будет продолжаться, то даже этот крошечный свитер будет тебе велик. Еще Долорс заметила, что каждый раз, выходя из туалета, Сандра сурово рассматривает себя в зеркало, — следит, чтобы ни одна из крупиц еды, что случайно задержались в ее организме, никоим образом не превратилась в жир.

Вчера или позавчера, а может, в какой-то другой день, когда приходила ее подружка, внучка тоже сначала поела, а потом отправилась блевать. Обед проходил весело, все много смеялись, в том числе Жофре, потому что девочки рассказывали разные истории о школе, учителях, экзаменах и всяком таком, о чем болтают подростки. Иногда они поворачивались к Долорс и кричали: ты слышала, бабушка? — а она кивала головой и недоумевала, отчего люди так упорно предпочитают считать ее глухой, что за глупость, у меня отличный слух, Сандра, внученька, я была бы рада, если б и у тебя такой был, но ты ни на что не обращаешь внимания, словно с луны свалилась. После обеда Долорс перебралась в кресло, а Сандра отправилась в туалет, быстро закончила там свои дела и вернулась к отцу и подруге. Они уселись втроем на диван смотреть фильм, очень хороший, вот увидите, времен моей молодости, говорил Жофре, о Вьетнаме, что за странное пристрастие — упиваться бесконечными ужасами и страданиями. Дочка, не сходишь ли за мороженым, оно нам пришлось бы кстати, давай, Сандра, умница моя, отец одаривает ее фальшивым поцелуем, и Сандра уступает: хорошо, такой уж у меня жребий, кто какое хочет, и — повысив голос, — а ты, бабуля, хочешь мороженого? Долорс поспешно мотает головой, потому что в последний раз, когда она его ела, ей пришлось срочно бежать в туалет, но не так, как внучке, а по другой причине, не менее досадной.

Ох, Сандра, Сандра, бедняжка, все тобой пользуются, ты слишком хороший человек, чтобы быть актрисой, и не видишь ничего вокруг, девочка, ничегошеньки. Как только за Сандрой захлопнулась дверь, Жофре встал, покосился на Долорс и тихонько сказал: пойдем, Моника, они закрылись в спальне, а Долорс осталась сидеть с разинутым ртом и с таким ощущением, будто ее внезапно ткнули лицом в торт со взбитыми сливками. Так вот кто эта Моника, с которой у Жофре интрижка, и она действительно из школы, только из школы, где учится Сандра. Девочка шестнадцати, максимум семнадцати лет. И впрямь пора приглашать зрителей на очередной спектакль.

Не то чтобы они бегом побежали в спальню, нет, они действовали довольно осмотрительно: прошли по коридору, словно бы Жофре хотел показать Монике, где туалет. Затем молча завернули за угол, было слышно, как открылась и закрылась дверь — Долорс отлично знала, куда она ведет, потому что досконально изучила все звуки в доме, даже самые незначительные, за те полгода, что она сидит здесь сиднем, у нее было достаточно времени, да к тому же ее мозг привык быстро соображать, изучать, собирать и анализировать информацию. Конечно, память с годами стала не та, но это можно с лихвой компенсировать логическим мышлением, которое развивается с возрастом, и только с возрастом. И еще с опытом, который просто так не купишь. И опыт, и логика, и захлопнувшаяся вчера (позавчера? бог знает когда!) дверь указали Долорс, что пятидесятилетний Жофре не побоялся связаться с несовершеннолетней подругой дочери. Отвратительно. Понятно, что девочке это льстит, а она не такая уж сонная муха, какой кажется.

Еще одна будущая страдалица, вздохнула Долорс. Потому что, когда Жофре эта связь утомит, он бросит девочку, это закон жизни, той жизни, которая в самые что ни на есть спокойные и безмятежные моменты делает странные, внезапные повороты. Какой подлец ее зять, какой подлец.

Мама, я смотрю, ты хорошо себя чувствуешь, сказала ей Тереза сегодня утром. Как всегда, Жофре исчез, стоило дочери появиться на пороге. Как продвигается свитер Сандры? Долорс обеспокоенно приложила палец к губам. Она принимает душ и ничего не услышит, так что покажи-ка мне его. Долорс вынула из пакета вязание, ей хотелось объяснить, что она напутала с проймами, но раз уж сказать ничего не могла, то просто промолчала.

Вначале, в больнице, она пыталась объясняться теми странными звуками, что вырывались из ее горла, но никто ее не понимал. Долорс плакала, потому что это очень грустно — потерять возможность говорить, когда всю жизнь только это и делала, особенно если учесть, что правая рука дрожит и написать простую фразу — это уже героизм. Но чувство собственного достоинства, которого Долорс никогда не теряла, даже в самые тяжелые минуты жизни, не позволило ей продолжать вымучивать из себя эти невнятные, непонятные звуки. Она решила, что лучше уж молчать, потому что все попытки объясниться оборачивались сущим наказанием, старуха видела в глазах окружающих сострадание и вспоминала, какие чувства испытывала сама, когда смотрела на престарелых или немощных. И она решила жить как немая, вообще не издавать никаких звуков, исключая смех, который, слава богу, у нее получался хорошо.

Теперь она даже и звуков никаких не произносит, жаловалась Леонор врачу, явившемуся с очередным визитом. Долорс посмотрела на дочь с удивлением, вот уж не знала, что это так беспокоит ее домашних, ладно, и старуха изобразила нечто похожее на вой, чтобы показать, что может издавать какие угодно звуки. Леонор вытаращила глаза и растерянно сказала врачу: похоже, она хочет нам что-то доказать, ведь до этого мама сидела и молчала, словно изваяние, клянусь. Врач, который знал ее давно, очень давно, гораздо дольше, чем недотепа дочь, улыбнулся: сеньора, ваша мама не издает никаких звуков, потому что она их копит, она ведь очень умна и просто экономит жизненную энергию, верно, сеньора Долорс? Старуха согласно кивнула и издала смешок, чтобы показать, что может смеяться, но еще и потому, что ей понравилось объяснение врача.

Доктор, который осматривал Эдуарда, когда у того случился приступ аллергии, напротив, не был настроен шутить, а она здорово напугалась, да и дети тоже, они все были дома, когда у мужа начали вскакивать эти ужасные волдыри, так что казалось, будто у него сейчас лопнет кожа по всему телу. Долорс