– Вы втоптали природу в грязь так, что она уже и сама не знает, чем была до вас и чем является на самом деле Даже мы боялись обращаться с ней так, как это делаете вы.

– Заткнись! – Я крепко сжал рукоять пистолета, чувствуя, как удобно улеглась она во вспотевшей ладони.

– Пьяная от крови, грязная благодаря вашему существованию, уличная девка Природа шатается под вашими окнами. Горланит дешевые песни, заигрывая с вашим детищем, Прогрессом. И вы даже не догадываетесь, какие это опасные соседи. Природа и Прогресс. Вы даже не думаете, какими могут получиться их дети.

– Заткнись. Иначе я убью тебя, – произнес я, чувствуя, как страх перед этим древним созданием посмеивается за моей спиной.

– Не убьешь, хотя меня бы это не удивило. Мне…

Я резко развернулся и выпустил четыре пули из личного «магнума» в грудь черному, чернее ночи, человеку. С радостью видя, как за секунду до выстрела посерело лицо старого Легбы. Страх был написан на этом лице.

Минута растянулась…

Медленно, очень медленно лоа прикрыл четыре дымящихся отверстия ладонью.

Медленно, очень медленно он убрал руку, проведя пальцами по нетронутой черной коже…

Я снова посмотрел в его лицо и увидел, как страх сменяется удивлением.

Вокруг мертвого тела Джузеппе Чиконе противно шевелилась палая листва. Изломанная человеком, неестественная, неправильная жизнь спешила жить. Я отвернулся, я не хотел на это смотреть.

Под зеленой крышей леса глухо бродило эхо моих выстрелов, оно сопровождало меня, когда я двинулся догонять отряд.

Стоп! Какое эхо!

Я встряхнул головой…

Какое, к черту, эхо?! Это выстрелы!

Я побежал.

Низкие ветви били меня по лицу, лианы преграждали путь. Я даже едва не упал. Но продолжал бежать.

Когда я догнал своих ребят, их осталось только трое.

Еще трое лежали в отдалении, внимательно вглядываясь мертвыми глазами в зеленую темноту. Пожухлый ковер вокруг них уже начал вздрагивать, слышался тихий шорох шевелящихся листьев, лианы протягивали щупальца к своей законной добыче.

– Мой генерал. – Это Абе.

– Что случилось? – спросил я, с трудом переводя дыхание.

– Бунт, мой генерал… – ответил он просто. – Эти трое подбивали остальных к побегу. Они хотели перейти на сторону противника и сдать им вас в качестве военнопленного. Вот список с их фамилиями.

Я скомкал листок, подсунутый мне предусмотрительным денщиком. Фамилии трех неудавшихся дезертиров я знал и без того. Именно эти три недоумка входили в число любимчиков сержанта.

Баба с возу – кобыле легче.

Помимо меня и Абе, в моем отряде остались Коваленко, сменивший разряженную «пустоту» на один из «стингеров», и хмурый Ламбразони со снайперской винтовкой на плече.

Коваленко растирал опухшую левую ладонь, на которой появились волдыри.

– Что это у тебя?

– А! – Он беззаботно махнул рукой, – Скунс, вонючка… Когда заварушка пошла, я упал, а там эта тварь. Струей.

– В Африке скунсы не водятся… – сказал я.

– Да? – Коваленко сплюнул. – Ну, значит, какая-то тварюшка. Кислотная. Ожегся.

– Хорошо, что не в лицо… – пробормотал, я наблюдая, как исчезают под толщей листьев трупы дезертиров.

– Хе, лицо… Скажете тоже, мой генерал. Что мне лицо Потеря не великая, а вот рука… «Стингер» тяжело держать. Больно… Могу промазать.

– Ничего, я подстрахую, – тихо сказал я, взваливая на плечо второй «стингер».

– А вы умеете? – удивленно спросил Коваленко.

Я посмотрел на свою команду.

И вдруг понял, что Марко Ламбразони совсем не хмурый, а просто спокойный, как удав. И надежный, как нож.

Коваленко не щуплый, а просто жилистый и не ел давно. Так, чтобы от пуза… А Абе просто мой брат. Мой черный брат.

И за каждого из них я отдам свою жизнь. И если бы я понял это раньше, может быть, и Джузеппе был бы жив…