Мир лишился для нас причинно-следственных связей, перестал быть понятным и предсказуемым.

Александр Бушков превосходно показывает разбалансированный, нестабильный, полностью непредсказуемый мир, описывая эпохи, которые в разных произведениях называются эпохами «хаоса»[63] или «шторма»[64].

...На искалеченной Земле разрушаются связи объектов и явлений друг с другом. Становится возможно буквально все, что угодно: дождь из акул, амеба ростом с дом, произрастание пальм посреди Северного полюса, непринужденная беседа белого медведя и вулкана. В мире больше нет упорядоченности, в нем возможно абсолютно все, включая то, что всегда бывало только в сказках. И невозможно ничего — потому что совершенно неизвестно, как отреагирует мир на любое ваше действие.

Такое «сюрреалистическое» состояние мира не позволяет не только знать, как он устроен, но и что- либо делать в нем.

Не случайно же сюрреализм так востребован, и не случайно же Цой стал кумиром любителей «сажать алюминиевые огурцы на брезентовом поле».

Люди не хотят жить в мире, где может случиться все, что угодно.

Наверное, и традиционный мир XVII — начала XX века мы порой идеализируем не потому, что он был так уж лучше, умнее или благороднее, а потому, что в том утраченном мире все было более определенно. В нем действуют более однозначные и более строгие причинно-следственные связи.

Исчезла и нравственная определенность — границы вечных «можно» и «нельзя».

В традиционном мире существовали порой несправедливые, часто нелепые — но незыблемые и признаваемые всеми законы общежития. Должен ли человек проявлять храбрость на поле боя? Нужно ли защищать собой женщину? Ребенка?

На эти вопросы предки видели только один вариант ответа...

А в наше время на каждый из вопросов ответить можно очень по-разному.

Слишком по-разному.

Всегда было: чем выше общественное положение человека, тем строже соблюдает он эти общественные законы. Допустимое для слуги немыслимо для джентльмена.

Чем богаче человек — тем он культурнее и образованнее. Царица Елизавета не знала, можно ли проехать в Англию посуху, и это вызывало смех и современников, и потомков — именно потому, что речь шла о царице.

Вот прачка вполне могла понятия не иметь, где вообще находится Англия, и это не вызвало бы ни осуждения, ни даже иронии.

Предки по одной какой-то черте могли безошибочно определить, с кем они имеют дело. Человек, одетый во фрак, не мог быть беден (по крайней мере, беден — в понимании крестьян или городских низов). Материально обеспеченный человек не мог ни курить махорку, ни ругаться матом, ни спутать Афину Палладу с Афродитой.

«Низкие» элементы культуры никак не соединялись с «высокими». Даже мультимиллиардер, не умеющий есть ножом и вилкой и не знающий французского, не мог оказаться за одним столом с «цивилизованными» людьми.

Формально никто не запрещал пукать за столом, есть руками или приводить проституток в собственную квартиру на Невском проспекте или на Пикадилли. Но это никому просто не приходило в голову.

Мужик в лаптях и армяке не мог выйти из раззолоченной кареты на Дворцовой площади. Это было так же невероятно, как появление на Невском проспекте человека с медвежьей головой или говорящей собаки.

Поэтому вызывает чувство тревоги, жути, непонимания не только появление на улицах Петербурга человека с медвежьей головой или говорящей собаки, но и появление в мире проститутки-королевы или неграмотного миллионера.

У нас это вызывает тревогу и чувство жути потому же, почему вызвала бы тревогу и страх лошадь, закурившая сигару.

Происходящее в культуре очень хорошо прослеживается в литературном процессе. Литература, все виды искусств — классическая «подкорка» культуры, отличное «зеркало» протекающих в ней процессов.

Вот В. Набоков написал свою «Лолиту» — про любовь педофила к 11-летней девочке. И оказалось, что самые мерзкие вещи можно проговорить на вполне приемлемом литературном языке. С тех пор, кстати, эксперименты этого рода делались много раз — в том числе Д. Хармсом, А. Войновичем и многими-многими другими.

В мире, который создается фантазией литераторов, постоянно действуют личности, которых трудно назвать «аморальными». Они скорее «внеморальны». В нравственном отношении некоторые герои современной литературы (например, многие герои Александра Бушкова или Николая Корецкого) находятся на уровне развития животных. Они просто ничего не слышали о том, что нельзя воровать, насиловать и грабить на больших дорогах.

А если и слышали, к ним это «как бы» не имеет отношения.

В системе классических представлений они даже не могли бы считаться взрослыми людьми... и даже вообще людьми как таковыми. В них странно и причудливо сочетается умение водить машины, пользоваться компьютером, читать и писать — и не иметь практически никаких нравственных представлений и