веток.

Ступая по дорожке, посыпанной гравием, она вспомнила садовника, который когда-то помогал ее матери. Его звали Люсьен Лестрейд, он учил Паскаль собирать смородину, удалять лишние побеги и залечивать ожоги крапивой. Он казался ей старым, как и все взрослые, хотя ему, скорее всего, было не больше тридцати лет. Работал ли он еще здесь?

Дойдя до конца аллеи, она замедлила шаг и в двух метрах от старой липы, закрывающей обзор, на секунду прикрыла глаза рукой. Затем, превозмогая волнение, сделала еще несколько шагов и открыла глаза: в тридцати метрах перед нею возник белый дом.

Паскаль ожидала, что он окажется менее импозантным того, что виделся ей в воспоминаниях, но он был именно таким, каким сохранился в ее памяти, – большой, внушительный, элегантный, окруженный горделивыми колоннами. Дом был построен в неоклассическом стиле, с почти плоской крышей, покрытой розовой черепицей.

– Пейроль… – словно выдохнула Паскаль.

В порыве нахлынувших чувств она подбежала к двери, но у нее не было ключа, и ей никто не открыл. Вопреки всем своим страхам, она испытывала радость, граничащую с экстазом, только оттого, что смотрела на этот дом. Ее дом… Место, где она жила беззаботно и счастливо… она понимала, что этот дом навсегда будет связан у нее с мыслями о счастье…

Вдали просигналила машина, грубо возвращая ее к действительности: это шофер недоумевал, куда она запропастилась. Паскаль последний раз окинула дом взглядом, отмечая следы неухоженности и запустения. Плитка на сарае, куда ставили садовый инвентарь, совсем раскрошилась, каменные ограждения покрылись плесенью, ставни давно пора было покрасить. Тем не менее в целом дом выглядел неплохо, и, без сомнения, скоро здесь поселится кто-нибудь еще. От этой неприятной мысли Паскаль поморщилась. Да, новым жильцам повезет, и она заранее им завидовала.

Медленно шагая по той же аллее в обратном направлении, она внезапно поняла, что ее не покидает чувство сожаления. Вернуться в Сен-Жермен, снова окунуться в работу в больнице Некер, а затем домой на электричке – в серые будни, забыть Пейроль… Она неловко перескочила через маленькую заржавленную калитку и вернулась к такси. Шофер слушал радио, но, заметив ее, тотчас выключил.

– Куда это вы запропастились, дорогая мадемуазель?

– Я осматривала эти владения.

– Номер агентства недвижимости написан на той табличке, – заметил он недоверчивым тоном.

– Я не собираюсь снимать этот дом, – объяснила Паскаль, – я просто хотела снова увидеть его, я жила здесь в детстве.

– А, вот оно что, тогда все понятно! Я мог бы послужить вам в качестве небольшой лестницы.

Паскаль, встретившись с ним взглядом в переднем зеркале, улыбнулась.

– Эта собственность принадлежит некоему Фонтанелю, но он сдает ее внаем, – пояснил шофер с заговорщическим видом. – В его семье все доктора – и отец, и сын… Их здесь не очень-то любят.

От этих слов Паскаль вздрогнула, как от пощечины. Не любят? Но почему? Ее дед, которого она никогда не видела, как и прадед, были врачами в Альби. Их именем даже назвали маленькую улицу, и молодая женщина всегда была уверена, что это знак уважения здешними людьми.

– Правда? – спросила она с хорошо скрываемым безразличием.

– Я сам из Марссака и знаю абсолютно всех! Ходят разные слухи, бывает, конечно, и совсем полная чушь, всегда нужно уметь отличать правду от лжи. Но, как говорится, дыма без огня не бывает, верно? А Фонтанели оставили по себе дурную память, – заключил шофер, трогаясь в путь.

Опешив, Паскаль отвернулась; этот тип, должно быть, что-то с кем-то перепутал. В то время когда они еще жили в Пейроле, отец успешно работал в больнице Альби, а Адриан был отличником в лицее. Ее родители редко принимали гостей, однако иногда они устраивали большие приемы, где собирались все именитые люди городка. За что же их тогда не любили?

По дороге в Альби они не разговаривали, шофер, без сомнения, объяснял ее молчание чувством ностальгии. Паскаль попросила его немного подождать у кладбища, где она в последний раз помолилась на могиле матери, затем она заехала в отель, забрала сумку и отправилась на вокзал. Прибыв туда за полчаса до отхода поезда, она немного прошлась по перрону, пытаясь разобраться в своих мыслях. Посещение Пейроля произвело на нее странное впечатление. Ей так хотелось увидеть дом изнутри – свою детскую комнату, зимний сад, где она смотрела телевизор вместе с Адрианом. Он был старше ее на восемь лет, и когда ей надо было идти ложиться спать, он, казалось, забывал об этом, и она, свернувшись клубочком в его плетеном кресле, досматривала фильм до конца. Затем Адриан относил ее в кровать, читал на ночь книжку и ждал, пока она заснет.

За пять минут до прибытия поезда Паскаль вынула из сумки мобильный телефон и позвонила отцу. Как и следовало ожидать, он предложил встретить ее на вокзале, но она сказала, что справится сама, не желая томить его в парижских пробках субботним вечером.

– Я ездила в Пейроль, – добавила она.

– Ах вот как? Какая интересная мысль! В каком состоянии сейчас дом?

– Я не смогла войти и видела его только снаружи. Парк ухожен.

– Уже хорошо! Знаешь, Лестрейд до сих пор работает у меня, поскольку у жильцов парк быстро превратился бы в девственный лес…

Бесстрастный голос объявил через громкоговоритель о приходе поезда и помешал Паскаль расслышать продолжение фразы.

– Что ты сказал, папа?

– Я сказал, что хочу продать Пейроль, – повторил он. – Ну, блошка, счастливого пути и удачи тебе.

Она с сожалением отключила телефон; мимо нее уже проползали вагоны поезда на Париж. Заняв свое место в тринадцатом вагоне, она хотела было снова позвонить отцу, но затем передумала. Сегодня вечером или завтра он объяснит ей свое решение. Продажа Пейроля была не очень удачной мыслью, она почему-то