человека, и два выскажутся «за», а один – «против», решение будет принято, а всем, кому оно не нравится, останется жаловаться только на себя – почему не голосовали? Честно говоря, не вижу, к чему при такой логике придраться. Особенно с учетом известного высказывания о том, что плохие правительства выбирают хорошие граждане, которые не ходят на выборы.

А можно ли предсказать результаты выборов? Что-то опросы, разумеется, говорят. Не при нашем состоянии социологии, где, бывает, у заказчика напрямую спрашивают: «А какой результат вы бы хотели получить?» Но прокалываются и американцы с их сверхмощными гэллапами и харрисами. В 1948 году Стивенсону предсказывали убедительную победу над Трумэном – данные телефонных опросов были крайне убедительны. Не учли одной мелочи – телефон тогда даже в США был у более благополучных и образованных. А нетелефонизированных убедил главный козырь Трумэна: Стивенсон, мол, слишком интеллигентен и будет сомневаться и рефлектировать в момент, когда понадобится нажать Большую Красную Кнопку… А Айзек Азимов довел идею опросов до абсурда, описав фантастический мир будущего, где компьютер выбирает одного-единственного американца, всесторонне опрашивает его и на основании этого опроса и называет президента. А чего, вполне возможно. Если правильно выбрать избирателя. Но это уже другая задача.

Выборы, кстати, уже потому хороши, что самые авторитарные диктатуры стремятся сделать вид, что выборы у них есть, а обратное, вообще говоря, неверно. Помните советские выборы с одним-единственным кандидатом? Еще анекдот по этому поводу был. Председатель колхоза говорит крестьянину: «Продай арбуз». Тот ему выносит единственный арбуз: «Выбирай». «Из чего же выбирать?» – удивляется председатель и слышит в ответ: «А как мы тебя выбираем?»

А вот самое щекотливое: как бороться с фальсификацией? Технологии голосования помогают слабо. В жарких странах, например, проголосовавшему просто мажут палец несмываемой краской или выстригают клок волос, чтоб не пришел вторично. Но у нас народ на такое не пойдет. Впрочем, есть мнение, что выборы с нарушениями лучше отсутствия выборов, ибо проще улучшить контроль, чем создать выборный механизм на пустом месте. Мировой опыт показывает, что при наличии небольшого числа реально соперничающих партий с фальсификациями действительно удается потихоньку если не справиться совсем, то свести их к приемлемому уровню. И не надо очень уж нас упрекать – в Либерии на выборах 1927 года число голосов, полученных президентом Кингом, в пятнадцать с половиной раз превысило общее число избирателей…

Еще один источник хочется просмотреть, когда говоришь о выборах, – Книгу рекордов Гиннесса. Оказывается, наибольший перевес голосов на выборах – 4 726 112 – получил Борис Николаевич Ельцин в 1989 году на выборах в Верховный Совет СССР. Господи, как давно это было… А какой восторг вызывают результаты выборов в КНДР 8 октября 1962 года! Сто процентов избирателей участвуют – и сто процентов голосуют за Трудовую партию Кореи! Есть ли более удивительные выборы? Да – в Албании 14 ноября 1982 года. Из 1 627 968 избирателей один проголосовал против! Кто он, где утверждали его кандидатуру? Не знаем и не узнаем.

И опять всплывает вопрос – а такая ли уж безоговорочная панацея от всех бед эти выборы? Теодор Моммзен в своем знаменитом труде «История Римской империи» походя упоминает, как о давно известном факте, что тирания есть обычное следствие всеобщего избирательного права. Разве не законным путем пришли к власти Гитлер и Муссолини? Греки бы даже тираном Гитлера не назвали – да, изверг, злодей, диктатор, но не тиран, за него проголосовало большинство. Да и у нас после многих лет отсутствия нормальных выборов дело быстро дошло до выборов завлабов, директоров таксопарков и заведующих пунктами сдачи стеклотары. Апофеозом этого времени стала песня Георгия Васильева и Алексея Иващенко «Новые времена в селе Непутевке», где крепостные оного села выбирали себе барина взамен ушедшего на пенсию. Кончились эти выборы очень скверно. И не только в песне. Как сказал Шоу, при демократии избирают многие несведущие, тогда как раньше назначали немногие продажные…

Но на это есть что возразить – хотя бы то, что, по данным политологов Зеева Маоза и Брюса Рассета, между демократическими государствами никогда не возникает военных конфликтов (разумеется, «демократии» типа КНДР не в счет). Черчилль, признавая многочисленные недостатки выборов, тем не менее говорил: «Да, демократия – это наихудшая система управления. Если не считать всех остальных». И еще от одного факта не отмахнуться – при прочих равных условиях благосостояние страны с нормальной избирательной системой заметно отличается в лучшую сторону. Беда ведь даже не в ошибках, а в том, что страна без нормальных выборов исправляет их гораздо хуже и медленнее.

Так что я всегда хожу голосовать. Я, конечно, один, а всех остальных – много. Но у меня хотя бы не будет оснований упрекать себя в том, что я промолчал и позволил кому-то решать за себя. Этого, конечно, мало. Но давайте начнем хотя бы с этого.

Читать газеты все скучнее, ибо некоторые слова повторяются все чаще, вытесняя все прочие – в частности, слово «кризис». Мир уже настолько долго в экономическом и финансовом кризисе, что невольно лезешь в историю разузнать, что это такое. Старик Даль пишет, что это «перелом, переворот, решительная пора переходного состояния». А по-гречески это слово значит и решение, и, как ни печально это признать, приговор (от «кризо» – разрешаю, сужу). Кризис, по мнению врачей, сменяется или лизисом – постепенным улучшением, или сами понимаете чем. Что-то здесь не так. Ведь выходит, что кризис – дело быстротечное, после него или умирают, или выздоравливают. А тут какой-то иной кризис, то есть приговор – как шутили после революции, «семь лет строгого расстрела», и лизисом что-то и не пахнет… Что же это такое на самом деле?

Проще всего посмотреть в исторических трудах. Верно говорил Герцен – прошлое пророчествует, и знать прошлое не мешает хотя бы для того, чтобы не самым идиотским образом продолжить настоящее. Бывали ведь кризисы не только сейчас и не только у нас – чем они кончались, правда ведь, любопытно? Только давайте сейчас не говорить о политических кризисах из естественного чувства брезгливости и понимания того, что слушать друг друга и вообще кого угодно наша политическая так называемая элита так же готова, как снять с себя депутатскую неприкосновенность, и мы знаем почему. Все равно основа политики – экономика, вот давайте об экономических кризисах и поговорим.

Для современного историка большинство кризисов древней экономики начинались с кризиса экологии. Греки Нового Света, создатели уникальной цивилизации городов-государств майя, время от времени, и не так уж редко (примерно раз в 300 лет), покидали свои города и уходили к черту на рога строить новые. Ни следа внешнего врага, который принудил бы их к этому, – в чем же дело? А очень просто: жрать нечего становилось – они же даже до плуга не додумались! Подсечно-огневая система земледелия кончается, когда кончаются леса, и приходится перебираться поближе к новым.

Нечто подобное было и на Кипре в раннюю античность – кончались леса. Только по другой причине. Кипр – чуть ли не первый в мире медный рудник, недаром медь по-латыни «купрум». Вот и сжигали лет за 50 все леса острова в медеплавильнях, а потом разбегались по соседним островам, чтоб с голода не подохнуть, пока новые леса не вырастут. Очень обычная в природе вещь: когда человек доигрывается до сокращения своей численности, а в итоге и хозяйственной деятельности, природа постепенно все восстанавливает. В начале 60-х волнорезы одесских пляжей кишели крабами, в конце 70-х, чтоб поймать крабика, показать сыну, надо было понырять глубоко и долго, а сейчас их опять навалом – спасибо бездействующим заводам. Все, как на Кипре 3000 лет назад, – даже насчет «разбежаться». Сегодня мне пишут из Флориды, из Калифорнии, из Хайфы, из Питера и из Сиднея – все еще не так давно одесситы. Кстати, не самые бестолковые – в первую очередь кризис разгоняет талантливых и работящих, желающих не дать простаивать своим способностям и уверенных в том, что где угодно не пропадут. Что кризиса отнюдь не замедляет.

Кстати, кипрский кризис не есть какое-то чудо. Одна из типичных разновидностей кризиса – энергетический, плавно переходящий в экономический. Вот в Англии во второй половине XVI века истощились леса и промышленность не без проблем перешла на каменный уголь (там, где я нашел эту информацию, писалось, что это был первый в мире энергетический кризис – тоже мне специалисты, со времен только что рассказанной кипрской истории 3000 лет прошло…). А сейчас, ибо мировые запасы нефти по определению конечны, уже возникают первые контуры нового энергетического кризиса – нефтяного. Но он слишком тесно связан с политикой, поэтому о нем слишком подробно я, пожалуй, не буду. Разве что о мелочах – как американцы автомобили с четными номерами были вынуждены заправлять по четным дням, и наоборот, а Япония под шумок протолкнула на американский рынок свои экономичные микролитражки (а