страшной предопределенности и безысходности, словно ты уже там, по ту сторону, и от твоей воли, твоих желаний ничего не зависит. То есть сознанием ты понимаешь, что ради спасения надо что-то делать, но само собой возникает чувство, что всё предрешено, и нервная апатия подсказывает, что тебе уже всё равно, в какую сторону ты сделаешь этот шаг. Конечно, со стороны это выглядит нелепо и даже забавно. Но только извне, ибо для того, кто находится на этом терминаторе, разделяющем бытие и небытие, очень трудно оставаться в твердом уме да еще и при памяти.
Безусловно, несколько лет назад я бы тоже, подобно многим, стал изображать кролика, стоящего перед удавом. Но теперь, став обладателем такой замечательной штуки, как коридор, я почти не боялся. Да и повидать в последнее время мне пришлось немало. Так что посмотрим еще, кто кого.
55
За время нашего отсутствия Киан-Туо никуда не делся. Не случилось природных катаклизмов, бурь, штормов и ураганов, которые смели бы наш милый островок с поверхности океана. Чего нельзя было сказать о Рите.
На острове — ни души в буквальном смысле слова. Все двери аккуратно заперты, и дорожки изрядно припорошены пылью.
— Хреново, — заключил я.
— Хреново, — согласилась Ленка.
Как видно, и впрямь всё плохо, раз уж всегда корректная и выдержанная боярыня Земцова позабыла про впитанный с молоком матери имидж пай-девочки и стала разговаривать нормальным человеческим языком.
— Что делать-то будем?
— Искать, — коротко бросила Ленка.
Сами понимаете, фокусы с «возвращением» по причине нашего отсутствия в этом континууме отменялись, так что пришлось напрягать извилины. Собственно, выбор у нас небогатый. Ближайшая населенная земля находилась на одном из островов архипелага. А уж следующая — за несколько тысяч километров. Так что мы снова сели в скутеры и направились к центральному остову.
Не сильно заботясь о конспирации, так как всё равно предстояло «возвращение», приземлились на окраине городка, и Лена «убрала» скутеры. Еще не войдя в город, я явно почувствовал, что что-то не то. Не ощущалось привычного ритма жизни. На улицах отсутствовали торговцы, а также полицейские. Редкие прохожие пугливо жались к стенам. В общем, царила атмосфера какой-то пришибленности. В воздухе повисло ожидание. Причем, как вы понимаете, чего-то совсем не хорошего.
— Без команды войско гибнет, — прокомментировала Ленка.
— Что? — не понял я.
— Да всё то же. Если можно так выразиться, «возрастной ценз» снизился, — пояснила она. — И теперь болезнь затронула тех, кому за пятьдесят.
— При чем здесь те, кому за пятьдесят? — удивился я.
— При том, что это средний возраст руководителей. Бывает, конечно, что человек делает успешную карьеру к тридцати, но он скорее исключение, чем правило. А в основном все мало-мальски ответственные должности занимают люди именно этого возраста.
— Фью-уть. — Я только присвистнул.
И в самом деле Ленка, как и в большинстве случаев, права.
Мы неспешно шли, то и дело пытаясь остановить кого-нибудь из прохожих. Но желающих пообщаться не находилось, а двери домов в большинстве своем были заперты.
Собственно, мы и не рассчитывали на многое, и Рита вряд ли бы поперлась в жилые кварталы. Так что наш путь в любом случае лежал в местный госпиталь, находящийся в центре.
На глаза попалась приоткрытая дверь, за которой явственно слышались голоса. Правда, понять я ничего не смог, так как из иностранных языков я в совершенстве владею только матерным. Ну и еще малёк ботаю по-французски. Как говорится, английский — не знаю, французский — слегка, немецкий — как первые два.
Мы зашли в дом, крытый пальмовыми листьями, и увидели, что там происходит нечто странное. Несколько человек, по виду — хиппи, как-то загадочно и страшновато камлали. Все они, видимо, обкурены, так как на лицах у них застыло одинаковое, какое-то возвышенно-туповатое выражение.
Девчонка, одетая в кожаные штаны, но с голой грудью, прикрытой лишь тяжеленной металлической цепью, на которой впору держать собаку, монотонно завывала, мерно отстукивая нудный ритм. Звук был глухим, но тем не менее совершенно отчетливым.
Размеренный, изнурительный грохот страшно утомлял, а неизвестные слова, поющиеся на незнакомом языке, и вовсе нагоняли тоску. Но вот она взвыла диким, совершенно нечеловеческим голосом и быстро задрыгала ногами, выделывая странные па совершенно фантастического танца, в то же время не прекращая отбивать всё тот же размер, ставший вдруг, на мой взгляд, ненужным и аритмичным. Ленка словно завороженная смотрела на танцующих, и казалось, готова вот-вот присоединиться. Мне же, наоборот, быстро надоело. Идиотский танец, дурацкий стук и тошнотворное завывание достали до самых печенок — так что спину покрыла холодная испарина.
На краткий миг показалось, что что-то должно произойти. Нечто страшное и сверхъестественное. Вот- вот сейчас, сию секунду, кошмарное и сладострастное одновременно.
— Пойдем, пойдем отсюда, — тронул я за рукав Ленку, а та, казалось, не заметила моей слабой попытки вытащить ее наружу.
Но прощальная песня наркоманки — совсем не то, ради чего мы пролетели полмира, и я, схватив Лену в охапку, силой выволок за порог.
— Ты чего, Лен? — изумился я.
— Да так. — В ее голосе слышалась грусть. — Я на минуту поставила себя на их место. Ведь в большинстве своем люди не глупы и понимают, что к чему. К тому же это ведь поколение их родителей сейчас уходит.
— Перестань, — укорил я ее. — Тоже мне, нашла время.
Она лишь глубоко вздохнула и как-то странно посмотрела в мою сторону. А меня вдруг разобрала злость. Но, как ни крути, а ссориться сейчас, тем более из-за эмоций, совсем непродуктивно, и я промолчал.
— Как ты думаешь, каковы шансы ее найти?
— Не знаю. — Она пожала плечами. — Но думаю, что вряд ли Рита помчалась куда-то на материк. Как правило, помощь оказывают тому, кому она в данный момент требуется. Так что если мы и найдем ее, то только здесь.
— Какого черта! — непроизвольно сорвалось с языка. Ленка недоуменно посмотрела на меня, а я указал глазами вперед.
Наше одиночество кто-то нарушил, и на только что совершенно пустынной улице мы были не одни. Впереди стояло человек пять местных жителей, которых, судя по виду, и жителями-то назвать было нельзя, так здорово подходило к ним слово «абориген». Ага, ага. Именно потому, что те, паршивцы, зачем-то съели Кука.
Так вот, пяток этих добрых молодцев выскочили из-за угла, и на рожах у них проступало весьма и весьма занятное выражение. И в основном оно касалось белокурой и стройной Ленки. Меня эти образины как-то ухитрились не заметить. Вразвалочку они шли на нас, а на губах у предводителя играла нагловатая и щербатая ухмылка, отражающая его игривое настроение. И он был вооружен здоровенным ножом.
Ловко поигрывая устрашающего вида клинком, он, полуобернувшись, что-то сказал своим прихлебателям, и те сально заржали. От такого поворота событий я как-то даже растерялся. Но и в самом деле, ведь впереди у них агония, и многие, должно быть, это поняли. А может, эти тоже уже безнадежно больны и им всё нипочем. Хотя нет. Подонок, он всегда остается подонком. И ежели родился мразью, то так или иначе, а всё равно это дерьмо из тебя вылезет.
Ведь нашла же Наташа Смыслова в себе силы умереть достойно там, на агонизирующей Земле-2. И до конца вела репортаж, освещая последние минуты умирающего мира. А ведь тоже могла бы пуститься во все тяжкие.
В общем, по моему мнению, этим гадам не было никакого снисхождения, и я, слегка потеряв голову от