не находилось, но мне пришлось раз пять повторить, что «мужчина идет навстречу опасности».
Кнопочек имелось целых три. Одна, как я сразу установил, являлась обыкновенным выключателем. На двух остальных нарисовано по стрелке. Вверх и вниз, или, если хотите, вперед и назад. Даже не сотовый, а дистанционник какой-то. Знать бы, какова дистанция. Делать нечего, и я нажал ту, которая «назад». И — ничего. То есть аппаратик издавал еле уловимые вибрации, но результат — нулевой. Покрутив его так и сяк, решил подкрепиться. Наспех проглотив пару бутербродов, «вошел в коридор», так и не выключив прибор. Перевернул пятиминутные песочные часы и уселся на спальник. Когда упала последняя песчинка, вернулся назад. Тело занималось не тем, что должно было делать, по моим представления, а, кинув взгляд на часы, я обалдел. За пять минут «ТАМ» я проскочил пятидесятиминутный отрезок! Менять рисунок реальности не хотелось, а потому я расслабился и «поплыл по течению». Никаких особых усилий это не требовало. Как будто смотришь старый, хорошо знакомый фильм. Где-то читал, что маги прошлого могли проживать по нескольку раз одни и те же годы. Да и «повторенье — мать ученья», а «проплывал по течению» я как раз мимо ученья. Как только разгребу немного, надо будет рассчитать цикл восстановления и записать серию уроков рукопашки. А то бегаю, как заяц, пинают меня все кому не лень. А «герой» по-гречески значит «сильно действующий», а совсем не «быстро бегающий» или «крепко побитый». Так, ныряя и выныривая, я дождался нужного момента. Всё верно, ушел на минуту — вышел через десять.
Другая кнопка ничего не ускоряла, скорее тормозила, соотнося течение времени в коридоре с реальностью. И выходил я через столько же, сколько пробыл на берегу реки. М-да, интересный приборчик. И люди, что его смастерили, наверное, занимательные.
В пять вечера мы с Раей входили в палату к выздоравливающей. Вчера Инну перевели из реанимации и разрешили посещения. У кровати сидел муж. Несмотря на бледность, она улыбалась, чуть смущенно, как бы прося прощения. Сестры поцеловались и начали о своем, о женском. Нас никто специально не выгонял, но мы, не сговариваясь, вышли из палаты. Всё-таки женщины неисправимы, вчера — при смерти, а сегодня — хи-хи, ха-ха. Разговор не клеился, и пришлось раз пять заходить по новой, пока не удалось «поймать волну».
Да, напали. Нет, ничего не пропало. Совсем ничего? Ну почти совсем. А всё-таки? Косой взгляд, уход. Но кто бьется — тот добьется.
Приборчик, лет десять назад сделали студенты. В основе лежал то ли кусок хрусталя, то ли вулканическое стекло, привезенное еще в семидесятых откуда-то с Алтая. Лежал осколочек, пылился себе, но вот чья-то горячая голова решила замерить параметры. Ну кто, скажите, в здравом уме и при памяти станет замерять токопроводность глиняного черепка или выяснять энергоемкость отбитого у бутылки горлышка? Проводимость была супер-пупер, и энергоемкость наличествовала, и даже имелось какое-то подобие полярности. В общем, если повернуть камешек одной стороной, то спичка сгорала быстрее, а если другой, то горела дольше. Руководство сказало, что спичка — не факт, и лавочку прикрыли. Спичек им, что ли, было жалко? Маета дурью продолжилась факультативно, к сотрудничеству пригласили личинок дрозофилы. Они, умницы, вызревали быстрее-медленнее. Камешку же для этого требовалась энергия. Небольшая, но всё-таки. Вопросики посыпались: а если не батарейку, а электростанцию, а ежели не камешек, а булыжник? Демократизация внесла свои коррективы. Все кинулись в бизнес. Украл — продал. Выручку отдал рэкетирам, чтоб не замочили. Пошел, одолжил денег, дал ментам, чтоб не посадили. Украл, отдал долги — остальные подождут… Приборчик же Петр Владимирович захватил так, мимоходом, да и забыл о нем.
Уж больно всё просто для таких шекспировских страстей, и я пару раз «прокачал» разговор, почти не вслушиваясь в слова, а больше упирая на мимику и интонации. Психолог я аховый, но существовали ли боги, еще вопрос, а горшки — вот они.
Мимо проехали санитары с каталкой. Через минуту послышался негромкий шум, и из палаты два молодца выкатили Инну. Петюня сделал шаг вперед, только один, к сожалению, ибо на втором поймал пулю. Меня же встретил «коридор». То ли я так и не успел помириться с головой, то ли уже созрел, но выскочил я за пару секунд до всего этого и занял пост за дверью Инниной палаты. Схватил обоих за воротники и, попытавшись стукнуть головами, «ушел» вместе с ними. Пистолетов у меня назапасено аж целых три, и в последнее время я часто тренировался… Один из уродов таки рассек мне губу. Больно, имелась кровь, но рана отсутствовала.
Судя по всему, ни Петюня, ни Рая похитителей не интересовали, а потому я взял с собой лишь Инну. Что-то такое она знала, пусть даже не отдавая себе отчета. Да и охранять ее я не мог просто физически. Чтобы сойти за спасителя, а не наоборот, пришлось позволить сестре с мужем умереть еще раз и забрать клиентку на выезде из палаты. А чтобы спасти обоих, пришлось добавить еще парочку трупов. Не знаю, что там случилось раньше, яйцо или курица, но когда я вошел в коридор в третий раз, у меня имелись две пары мертвых тройняшек мужского полу и одна живая, хотя и до смерти перепуганная девица — женского.
Я отряхнул брюки и воткнул лопату в землю. Пропью талант — пойду в гробовщики. «Могильщик- любитель, с большим опытом, цены умеренные». Ну не в киллеры же мне подаваться, в самом-то деле.
6
— Отпусти киску, дурак, не мучь животное!
Принцесса нервничала. Прибор всё время включен вперед, сводя энтропию коридора к нулю. А мотивом ожидания была элементарная безопасность. Выжидал я более суток и вышел в больницу на следующий день, подгадав к часам посещений. В палате никого, вопросов никто не задавал, а потому я стал готовиться к эксперименту. Даже нет, к ЭКСПЕРИМЕНТУ. Обогнув больницу и войдя в хоздвор, у мусорных бачков подобрал котенка. Взрослые кошки разбежались, а этот еще слишком мал и не знает подлой человеческой натуры. А потому доверчиво пошел ко мне в руки, тихонько мурлыкнул и заснул. Котенок вызывал сострадание. Инну тоже жаль. Но еще больше я сочувствовал самому себе. Спасенная, вопреки всем романам не торопилась вешаться на шею избавителю и закатывать глаза, а требовала объяснений. И уклончивые «дык-мык» считать оными отказывалась наотрез. Сделав страшное лицо и представив шашлык из котятины, я перешел. Ну, вышел себе и вышел, шашлыком не пахло, а очень даже мяукало. Облегченно вздохнув, я вернулся в континуум. Инна хмурилась, но в глазах сквозило облегчение, а заметив Мурзика, заулыбалась.
— Получилось? — Всё-таки дурой она не была. Кивнув, я протянул руку и спросил:
— Пошли?
Едва наши руки соприкоснулись, мы оказались в реальном мире. Палата по-прежнему пустая, и нас никто не остановил. В моей старой одежде Инна походила на бомжиху, но «Ауди» стояла на площадке перед корпусом, и мы тронулись. Особо не рассуждая, я доверился инстинктам, а обнаружив нас на Казанском шоссе, только хмыкнул, ибо мы ехали к отцу Алексию. Настоятелю монастыря, в миру спецназовцу, в свое время исполнившему интернациональный долг по всему миру. Он не то чтобы проникся религией, а пришел в монастырь получать ответы. Получил или нет — не знаю, но за двадцать лет поднялся от простого служки до настоятеля. Он ровесник моей покойной бабушки, царствие ей небесное, и сейчас ему под девяносто. Однако старик бодр духом и крепок телом, а в прошлом году шутя вызвал меня на рукоборство и вполне серьезно победил. В детстве и юности, когда бабушка сначала брала меня с собой, а потом уж я сопровождал старушку, отец Алексий часто заводил со мной разговоры на какие-то одному ему ведомые темы. Слушал мой детский лепет, потом юношеский бред. Чему-то улыбался, иногда хмурился. Но независимо от результатов собеседования отношение его ко мне не менялось. Да и, по правде сказать, не очень-то я об этом задумывался. И вот мы подъезжаем к монастырю. Как и год, как и десять лет назад, меня проняло. Это невозможно описать словами, либо ты что-то чувствуешь, либо нет. Увидев Инну в прикиде «от Версаче», он лишь хмыкнул, но, я уверен, всё понял правильно. Он всегда всё понимал правильно. Да и делал тоже, потому и жив до сих пор.
— Отроковицу в гостевую горницу, а сам давай к вечерней. — Мы с Инной переглянулись и разошлись по покоям.
— От кого бежишь? И почему вид у тебя неиспуганный? — Мы пили чай у него в горнице, и я всё не решался начать.
— В общем, это хорошо, что не боишься, страх застилает взор и вводит ум в заблуждение.
Довольный похвалой, я еле сдержал улыбку. Хотя он никогда меня не хвалил и не ругал. Это была лишь констатация.
