женщины со мной. Вот пусть другие, хоть сто раз красавцы и супермены, кусают локти от зависти.

Во время ужина Лена поведала нам о своем приключении, случившемся накануне «отъезда». Она гуляла по Москве и забрела на один из многочисленных рынков столицы. И попала в водоворот проверки документов. События в поезде и на дирижабле еще не стерлись из памяти, и она, не задумываясь, «перешла». Как раз в этот момент омоновец огрел дубинкой молодую цыганку. Уж больно глубоко в печенках сидела «любовь» к ним у милиционера, раз тот поднял руку на женщину. Падая, та схватилась за девушку и потеряла сознание. А Лена «перешла», прихватив несчастную с собой. Что удивительно, никакой истерики не последовало. Лишившаяся сознание Кармен тихонько лежала, не приходя в себя. Это было скорее похоже на сон, чем на обморок.

Выждав минут тридцать, Лена «вышла», держа руку спящей. Снова оказавшись на базаре, они попались на глаза уже нескольким стражам порядка, распихивавшим по автобусам задержанных, и «ушли» опять. Видимо, такая скромность была расценена как вопиющее неповиновение, так как спустя час, «выйдя» вместе с так и не проснувшейся подругой по несчастью, Лена оказалась среди, на этот раз, человек десяти людей в погонах. У двоих даже были собаки.

Какая версия была взята за основу этой «массовой галлюцинации», неизвестно, ибо созывать пресс- конференцию участники события постеснялись.

Просидев почти сутки, Лена «вышла» ночью. Оставив цыганку лежать на скамейке и позвонив по «03», вернулась ко мне домой. Та, по ее словам, вид имела вполне здоровый, дышала ровно и не была похожа на умирающую.

Пообещав похлопотать перед правительством Французской Республики о награждении героини орденом «За спасение на облаве», я выкинул происшествие из головы. Закончив ужин и еще немного потанцевав, мы проводили Лену и вернулись в отель. Надо ли говорить, чем мы занимались ночью?

— Боишься? — Инна тоже выглядела не героически и таким образом пыталась обрести уверенность.

Лена же держалась молодцом. Спокойная и сосредоточенная, она сидела в кресле маленького частного самолета, ожидая, как и мы с Инной, своего первого прыжка. С парашютом. Помните анекдот, где у экстремала спрашивают, не страшно ли ему прыгать с парашютом? Страшно, отвечает тот, но без парашюта еще страшнее. И если для нас двоих это было чем-то давно известным, из ряда обыденности, то для Лены, пришедшей из мира, где о подобном никогда не слышали, это должно быть страшно вдвойне. А вот нет же. Трусили как раз мы с Инной, а ей хоть бы хны. Инструктор открыл дверь салона и сделал приглашающий жест:

— Мсье?

Это был как раз тот случай, когда с удовольствием пропускают вперед женщину. Слышал, что и обычай-то зародился в первобытные времена. Когда племя, возвращаясь в пещеру, опасалось хищников, для которых пещеры тоже были домом. И чтобы не терять в случае чего мужчину, охотника и добытчика, вперед пропускалась женщина. Как менее ценный субъект хозяйствования. Но проявление хороших манер могли принять за трусость, а человек ничего не боится так, как правды. И потому пришлось вставать и на ватных ногах двигаться к двери, ощущая, как по спине стекают струйки пота. Инструктор понимающе улыбнулся и похлопал меня по плечу.

— Мужество не в том, чтобы не бояться, а в том, чтобы преодолевать страх, — говорил он тихо, щадя мое самолюбие, и я был благодарен ему вдвойне.

Карабин пристегнули к тросу, инструктор уперся рукой вверх дверного проема, приказав мне облокотиться на него. Посмотрел как-то странно и убрал руку. Вот и всё. От меня ничего не зависело, и, потеряв опору, я вывалился из самолета. Несколько секунд кувыркания, и хлопок раскрывшегося парашюта. Почувствовав рывок и замедление падения, я посмотрел вверх. «Летающее крыло» было огромным и внушало чувство уверенности. Подвесная система плотно облегала тело, и я успокоился окончательно, дав волю пробудившемуся любопытству. Земля была где-то далеко и казалась нарисованной. Маленькие домишки, машинки, похожие на те, что собирал в детстве, — всё вызывало умиление. Слева и выше раскрылись разноцветные купола девчонок. Я стал что-то восторженно орать, замахав руками, но они даже не обратили на меня внимания, занятые своими переживаниями. Что ж, первый раз — он один, и такого ни у них, ни у меня больше не будет.

Приземлившись на плотно сжатые ноги, я повалился на бок и стал гасить купол, пытавшийся протащить меня по траве. Девчонки еще не опустились, и я нырнул в коридор, не желая упускать момент и спеша повторить незабываемые ощущения. Говорят, если заставить дурака Богу молиться… Короче, я прыгнул пятнадцать раз. На последний прыжок уверенной походкой подошел к распахнутому люку и, покачав головой, жестом отстранил инструктора, вызвав легкое недоумение. Слегка улыбнулся и непринужденно шагнул за борт, ловя удивленный взгляд. Медленно опускаясь, стал невольно жалеть, что не сладкоежка. Это ж сколько раз можно съесть одно и то же пирожное? А наркоманы? Все картели бы вылетели в трубу, ибо зачем платить за кайф, если его можно получить даром, просто «пройдя назад»? Но коридор не пускал в себя ни тех, ни других и от алкоголизма наверняка излечивал со стопроцентной гарантией. Вот я уж на что завзятый курильщик, а уже полтора года даже не вспоминаю о сигаретах. Но адреналин тоже неплохо, и уж этой радости никакой коридор лишить меня не может.

Девчонки приземлились, ликующе хохоча и что-то вопя друг дружке. Я же, умудренный опытом, погасил парашют и начал экономными движениями складывать его. Чувствовалась практика, и на моем лице сияла довольная улыбка.

— Юр, ну как? — почти в унисон крикнули обе.

Я снисходительно улыбнулся, на что не имел никакого права, и небрежно бросил:

— Нормально, вот в прошлый раз… — и вовремя прикусил язык.

Для них этот раз первый, и даже если и повторимый, то не в плане ощущений.