Вечернее зимнее солнцеИ ветер меж сосен играют,Алеют снега, а в светлицеЯнтарные пятна мелькают.Мохнатые тени от сосен,Играя, сквозят позолотойИ по столу ходят; а ДизаВ светлице одна, за работой.На бронзу волос, на ланиты,На пяльцы и руки широкоВечернее льется сиянье,А думы далеко, далеко.Тяжелое зимнее мореГрохочет за фьордом в утесах,И стелется по ветру пенаИ стынет на снежных откосах;Качаются с криками чайкиИ падают в пену и тают…Но звонкой весенней слюдоюДавно уж откосы блистают!Пусть ночи пожарами светятИ рдеют закаты, как раны,Пусть ветер бушует, — он с юга,Он гонит на север туманы!Пусть милый далеко, — он верен.И вот на вечернее солнце,На снег, на зеленые ветвиОна загляделась в оконце.Забыты узоры цветные,Забыты точеные пяльцы,И тихо косою играютПрозрачные тонкие пальцы.И тихо алеют ланиты,Сияя, как снег, белизною,И взоры так мягки и ярки,Как синее небо весною.
Древнюю чашу нашел он у шумного синего моря,В древней могиле, на диком песчаном прибрежье.Долго трудился он; долго слагал воединоТо, что гробница хранила три тысячи лет, как святыню,И прочитал он на чашеДревнюю повесть безмолвных могил и гробниц:«Вечно лишь море, безбрежное море и небо,Вечно лишь солнце, земля и ее красота,Вечно лишь то, что связует незримою связьюДушу и сердце живых с темной душою могил».
Мрамор гробницы его — в скорбной толпе кипарисов: Радостней светит меж них синее лоно небес.Ангел изваян над ним с опрокинутым светочем жизни: Ярче пылает огонь, смертью поверженный ниц!
