В развевающихся перьях Из орлиных длинных крыльев. «А, да это Гайавата! — Громко крикнул он с насмешкой, И, как гром, тот крик раздался. — Отступи, о Шогодайя! Уходи скорее к бабам, Уходи к Нокомис старой! Я убью тебя на месте, Как ее отца убил я!» Но без страха, без смущенья Отвечал мой Гайавата: «Хвастовством и грубым словом Не сразишь, как томагавком; Дело лучше слов бесплодных И острей насмешек стрелы. Лучше действовать, чем хвастать!» И начался бой великий, Бой, невиданный под солнцем! От восхода до заката — Целый летний день он длился, Ибо стрелы Гайаваты Бесполезно ударялись О жемчужную кольчугу. Бесполезны были даже Рукавицы, Минджикэвон, И тяжелый томагаук: Раздроблять он мог утесы, Но колец не мог разбить он В заколдованной кольчуге. Наконец перед закатом, Весь израненный, усталый, С расщепленным томагавком, С рукавицами, в лохмотьях И с тремя стрелами только, Гайавата безнадежно На упругий лук склонился Под старинною сосною; Мох с ветвей ее тянулся, А на пне грибы желтели — Мертвецов печальных обувь. Вдруг зеленый дятел, Мэма, Закричал над Гайаватой: «Целься в темя, Гайавата, Прямо в темя чародея, В корни кос ударь стрелою: Только там и уязвим он!» В легких перьях, в халцедоне, Понеслась стрела-певунья В тот момент, как Меджисогвон Поднимал тяжелый камень, И вонзилась прямо в темя, В корни длинных кос вонзилась. И споткнулся, зашатался Меджисогвон, словно буйвол, Да, как буйвол, пораженный На лугу, покрытом снегом. Вслед за первою стрелою Полетела и вторая, Понеслась быстрее первой, Поразила глубже первой; И колени чародея, Как тростник, затрепетали, Как тростник, под ним согнулись. А последняя взвилася Легче всех — и Меджисогвон Увидал перед собою Очи огненные смерти, Услыхал из мрака голос, Голос Погока призывный. Без дыхания, без жизни Пал могучий Меджисогвон На песок пред Гайаватой. Благодарный Гайавата Взял тогда немного крови И, позвав с сосны печальной Дятла, выкрасил той кровью На головке дятла гребень За его услугу в битве; И доныне Мэма носит Хохолок из красных перьев.
