Он смотрел, как несется вверх, превращаясь в светящуюся точку, планетарный катер, не зная, конечно, что это планетарный катер, и не понимал, кто и почему улетает со станции.

Он побежал к двери.

Воздух был тяжелым, но дождь почти перестал.

Он толкнул дверь — она не поддалась.

Он заглянул внутрь. Там было пусто.

— Эй! — закричал Дик. — Откройте!

Никто не отозвался. Дик протер стекло.

Через окно было видно, что внутри большой светлой комнаты был бой — все перевернуто, вещи валяются на полу, сломаны… Следы крови на мягком ковре. Бластер, не такой, как у Дика, — длиннее и больше — тоже валяется на полу.

Дик ударил в дверь кулаком. Где же Казик?

Вдруг догадался: Казика взяли с собой и повезли наверх, в небо, где у них есть корабль. Конечно же, Казик был ранен, когда на него напали шакалы, и они взяли его на корабль.

Эта мысль была большим облегчением.

Дик перевел дух. Теперь надо возвращаться за Марьяной…

Но что-то смущало его. Что-то было неправильно. Запах шакалов? Да, но это не свежий запах. Запах Казика? Дик посмотрел в сторону озера — запах Казика вел туда.

Дик поглядел под ноги и увидел следы Казика, перекрытые следами двух шакалов. Это было странно.

Дик медленно пошел по следам, и с каждым шагом запах Казика и запах шакалов становился свежее. Почему же Казик не вошел в дом? Ведь они здесь были. Они поднялись в небо на глазах Дика.

Казик, видно, бежал из последних сил, останавливался, огрызался, отмахивался ножом — все это можно видеть по отпечаткам ступней, — рвался дальше к воде. Дик на его месте тоже бы попробовал прорваться к воде.

Идти Дику пришлось недалеко.

Казик успел вбежать в воду. К камням у берега.

Он забежал еще шагов на двадцать и упал там. Шакалы не посмели войти в воду. И ушли.

Дик увидел тело Казика, наполовину погруженное в воду, в несколько прыжков достиг его и подхватил на руки.

И в этот момент в блеске молний и оглушительном грохоте словно прорвалось небо, вновь хлынул ливень.

Голова Казика бессильно свисала, и Дик старался поддерживать ее.

— Ты живой? — спрашивал он. — Ну скажи, ты живой?

Он положил Казика на берегу и наклонился, прикрывая собой от водяных струй.

— Жалко, — произнес вдруг тихо, но явственно Казик. — Я так просил, а она не пустила.

— Что? — не понял Дик.

— Они нас не пускают, — сказал спокойно Казик. — Они боятся. Мы дикие…

И он замолчал.

И Дик понял, что Казик умер.

Он подхватил его и побежал вверх по берегу. Ему казалось, что еще можно что-то сделать.

Он стал бить по стеклу окна, чтобы войти в станцию. Но стекло равнодушно и упруго отражало удары Дика.

— Сволочи! — кричал Дик. — Вы его убили! Пустите же, не прячьтесь!

Он понимал, что никого на станции нет, что в доме пусто, но продолжал биться в дверь.

Он обернулся в отчаянии, отбежал, поднял здоровый камень. Такой ему никогда бы не поднять в обычном состоянии. Обняв его, метнулся обратно к двери и изо всей силы ударил по окну.

И стекло, и сам купол рассчитаны на большие нагрузки. Но слабым звеном оказалась металлическая рама. Удар был так резок и силен, что стекло, не разбившись, вылетело из нее.

Со звоном упало внутрь и, подпрыгивая, покатилось прочь.

Дик нырнул в окно, потом втащил внутрь Казика и попытался расшевелить мальчика. Но тот не отзывался.

Дик побежал в другую комнату, он распахивал шкафы — хотел найти лекарство, но не знал, где искать, да и какое нужно лекарство? И как дать лекарство человеку, который уже мертвый?

— Я вас убью, — повторял он. — Вы только мне попадитесь, я вас всех убью!

Станция была пуста. И не отзывалась.

В дальнем коридоре Дик вдруг заметил движение: странный металлический прибор — небольшая плоская платформа медленно тащила блестящий ящик. Дик в ярости, оттого что в первое мгновение испугался и оттого что надо сорвать на ком-то гнев, ударил ногой по платформочке — та остановилась. Он схватил ящик (ящик был тяжелым) и ударил им по платформе, она покосилась и замерла.

— Так тебе! — закричал он.

И тут он вспомнил о Марьяне. Марьяна в лесу. Одна. На нее тоже могут напасть.

Он выскочил под дождь и помчался в темноту мокрого леса.

Салли вела планетарный катер на пределе возможностей двигателя. Шла так, чтобы уложиться меньше чем за три часа.

Клавдия не приходила в сознание, но Павлыш, наблюдая за ней, убедился, что состояние ее не ухудшается.

Все было странно. Странности складывались как в калейдоскопе, казалось бы, нелогичным узором, когда все кусочки стекла разного цвета, но виден ритм и симметрия, только непонятен смысл, который несет в себе узор.

У Павлыша было время рассуждать.

Перебирая все события и образы планеты в поисках странного, нелогичного, он вспомнил громадное дерево, уходящее вершиной в облака, и свисающую с сука тряпку…

Павлыш достал контейнер с пленками — его он взял со станции.

Индикатор мгновенно нашел нужную пленку, и Павлыш включил проектор. На экранчике возник гигантский сук, кусты на нем и обвисшая пленка, под которой покачивался на ветру комок… нет, не комок, это не тело животного, как заставил себя в свое время поверить Павлыш, — это корзина. Павлыш остановил пленку и постарался дать увеличение, конечно, в эту корзину можно заглянуть, она пустая. И веревки. Как же он с самого начала не увидел, что там веревки…

— Салли, посмотри.

— Что это?

— Мне кажется, воздушный шар.

— Похоже, — сказала Салли равнодушно. Она вся была в заботах о Клавдии, в беспокойстве о ней.

«Что еще? — думал Павлыш, не выключая изображение шара. — Что-то есть еще. Ага, разоренный склад на корабле… Надо найти и эту пленку… На полу разбросаны открытые банки и коробки. Рваный пакет, смятый клок фольги… Он не просто смят. На нем отпечатки пальцев, вся пятерня».

— Салли!

— Тише! Ты меня испугал. Что это?

— Неужели ты не видишь?

— Рука. Откуда?

— Они были на складе. Помнишь?

— Мне кажется, что эта рука обезьяны.

— Поверь уж мне, — произнес Павлыш твердо. — Вон след большого пальца. Видишь, как он стоит? Ни у одной обезьяны ты не найдешь этого — только у человека.

— Тогда все ясно, — догадалась Салли. — Они умирали на корабле, но спасали детей. Взрослых уже не осталось, только дети. Потому и разгром на складе.

— А воздушный шар?