Тонкими пальцами Милодар, несмотря на то что был всего-навсего голограммой, перелистал книжки, задерживая на секунду взгляд на страницах, уголки которых были загнуты. Но страницы эти отличались от остальных лишь частотой употребления слов «любовь» и «кровь».

Затем Милодар попытался произвести в комнате Артема обыск, но директриса запретила это делать в отсутствие хозяина помещения.

– Нет, нет и еще раз нет! – воскликнула мадам Аалтонен. – Вы будете ждать возвращения хозяина комнаты, а потом обыскивать по санкции прокурора!

– У меня нет на это ни секунды.

– Тем не менее! – отрезала директриса.

Милодар пожал плечами и ответил:

– Поздно будет, когда вы пожалеете.

– Я никогда не пожалею о соблюдении правил, – не сдалась директриса, и тогда сдался Милодар. Ничего не трогая, он обошел комнату, словно гулял по ней как по бульвару, и в этом директриса не могла ему помешать. Он стрелял искрами из глаз, освещая темные углы, благо их было немного, и даже заглядывал в щели между тесно пригнанными глыбами кладки.

– А вот и свидетель обвинения! – торжественно воскликнул Милодар и вытащил из тонкой щели между камнями небольшую любительскую цветную мобильную фотографию Вероники. Такие делают на ярмарках и на карнавалах. Фотография улыбалась, шептала одними губами: «Я люблю тебя!», делала серьезное лицо, томно закатывала глаза, затем все начиналось сначала. Для влюбленного такие фотографии не казались произведением дурного вкуса. Милодар уже проверял этот эффект на себе. Как-то у него начался роман с русалкой-амазонкой, руководительницей делегации этого народа, который населяет океан на Эврипиде. Русалки-амазонки носятся там по океану, оседлав дельфинов или даже акул. Руководство ИнтерГпола было категорически против романа Милодара с русалкой-амазонкой, к тому же ее родственники объявили, что забросят десант террористок в наши водоемы, если Милодар посмеет дотронуться своими отвратительными сухими пальцами до их влажной красавицы. Так что у Милодара от этого неудачного романа остался лишь фотопортрет русалки. Она улыбалась, шептала ему на трех языках «Я люблью тьебя», закрывала глаза, загадочно улыбалась, и единственная слеза скатывалась у нее по зеленоватой прекрасной щеке…

– Где он может скрываться? – спросил Милодар директоршу.

– Может быть, он в библиотеке? – ответила вопросом директриса. Наивность ее могла сравниться лишь с ее скромностью.

– Хорошо, – вздохнул Милодар. – Тогда вы поищите его в библиотеке, а я кое с кем поговорю.

– С кем? – строго спросила директриса.

– Вот об этом я вам пока не скажу, потому что вы немедленно захотите присутствовать при беседе, а мне хотелось бы сохранить ее в тайне…

– Ни в коем случае! Никаких интимных встреч! – воскликнула госпожа Аалтонен.

Но тут терпение комиссара лопнуло.

– Госпожа Аалтонен, – сказал он сухо и спрятал в карман своего голографического костюма фотографию Вероники. – Вы совершенно забыли, что директорствуете не в обыкновенной школе и даже не в обыкновенном детском доме, а в тюрьме повышенной опасности для малолетних преступников.

– О нет! Так не смеете говорить! – закричала директриса и замахала толстыми руками, словно индейка крыльями. – Это дети, несчастные крошки…

– Не надо дискуссий, – ответил кратко Милодар. – Идите в библиотеку и проверьте, надежна ли охрана острова. А я объявлю положение особой опасности.

И Милодар быстрыми шагами покинул комнату физкультурника и поспешил прочь по коридору к комнатам девочек, оставив директрису в растерянности посреди коридора.

В комнате девочек была лишь одна Ко.

– А где Вероника? – спросил Милодар от двери.

– Она гуляет, – ответила Ко.

– Ты мне покажешь, где она гуляет? – спросил Милодар.

– Наверное, на причале, – ответила Ко. – Она тоскует.

– Ты меня проводишь к ней? – спросил Милодар.

– Вы отлично знаете туда дорогу, – сказала девушка.

Милодар любовался девушкой со странным именем Ко. Он любил высоких женщин, а Ко в свои семнадцать лет уже вытянулась на шесть футов и обещала подрасти еще. У нее были тяжелые гладкие светло-русые волосы, синие, как у Вероники, глаза, пухлые светло-розовые, не знавшие помады губы и крепкий круглый подбородок.

– И тем не менее я прошу, чтобы вы меня проводили. Я объясню вам почему, – заявил Милодар. – С одной стороны, мне не хочется оставлять вас одну, потому что вы уже много знаете, а с другой стороны – я продолжаю беспокоиться за судьбу Вероники, и мне хотелось бы, чтобы в эти тяжелые для нее минуты рядом с ней находилась ее лучшая подруга.

– Спасибо за доверие, – улыбнулась Ко, и Милодару показалось, что она услышала в его монологе больше, чем он хотел ей сообщить, и куда больше, чем он на то рассчитывал.

Ко накинула на себя серую куртку и легко вскочила с постели, лежа на которой она только что читала.

Милодар острым взглядом окинул комнату, словно надеялся отыскать еще одну фотографию, но ничего, конечно, не увидел, потому что, если даже в комнате и были фотографии или любовные письма, их уже надежно спрятали.