— Дело пахнет шпионским заговором. После долгой оперативной работы раскрыли сеть агентов. Они обменивали пачки долларов на наши деньги для оплаты агентуры. Часть заговорщиков взяли, остальные пока в бегах. Возьмем к вечеру. Дело серьезное.

— А сеть, — громко сказал курчавый с эспаньолкой, — состоит из юной девушки Лиды Берестовой, которая пришла к вам просить за старика.

Лацис с удивлением посмотрел на него.

— Для отвода глаз. — Блюмкин уже не был так уверен в том, что ему удастся стать генералом на этом громком деле. — Для отвода глаз она пришла сюда и попалась.

Они еще надеялись… но найдены связи с американским посольством. Бронштейн во многом сознался.

— Сколько было долларов? — спросил Троцкий, которого Лацис не стал представлять Блюмкину.

— Крупная сумма.

— Сколько? — вдруг рявкнул Лацис, который уже отлично понял, что Блюмкин кует заговор на пустом месте. А Лацис ни в чем не терпел дилетантства и авантюр.

— Разве дело в сумме? — не сдавался Блюмкин. — Вы бы посмотрели на этих типов…

— Вот это мне и нужно, — сказал Лацис. — Где эти типы?

— Во внутренней тюрьме, — сказал Блюмкин.

— Чтобы через пять минут они были здесь! Сам беги, ножками.

— Слушаюсь, товарищ Лацис.

Блюмкин потопал сапогами по коридору. Коля как раз шел к нему, но прижался к стене, увидев, что красный, злой Блюмкин тяжело бежит навстречу.

Блюмкин даже не заметил Колю, а тот повернул обратно, к себе. Так будет лучше.

В кабинете Блюмкина Лацис предложил Троцкому сесть в кресло Блюмкина, но тот отказался. Он подошел к окну и стал смотреть на церковь. По крайней мере отец жив. Иначе Блюмкин не побежал бы за ним.

«Отец, отец… что за характер! Весь в меня, Теперь еще придется оправдываться — и за себя, и за всю партию». Троцкий даже улыбнулся.

— Кем вам приходится гражданин Бронштейн? — спросил за спиной Лацис.

— Отцом, — ответил Троцкий. — Он приехал с юга и искал меня. Он не догадался, что меня здесь никто не знает как Бронштейна.

Понятно, — сказал Лацис, — Вы можете ехать, у вас, наверное, дела, Лев Давидович.

А то освобождение заговорщиков потребует некоторого времени и некоторых формальностей…

— Надеюсь, вы не разделяете подозрений этого молодого человека? — спросил Троцкий.

— Бывают и у нас дураки.

— Если у него отдел по борьбе с иностранцами — заметил Троцкий, — значит, это кому-то нужно.

— Я не вмешиваюсь в высокую политику, — сказал Лацис. Я — ищейка.

— Боюсь, что мы с вами еще услышим эту фамилию, — сказал Троцкий. — На вашем месте я бы проверил, как он сюда попал и для чего его здесь держат.

Сначала вошел Бронштейн, за ним Лидочка, последним — Блюмкин. В дверях остановился чекист, который охранял заключенных, Видно, он не оставил их своими заботами, получив странный приказ Блюмкина.

— Отец! — Троцкий бросился к Давиду Леонтьевичу.

Тот стоял и молча глядел на сына.

Троцкий увидел, что один глаз старика заплыл, на щеке — кровоподтек.

— Кто это сделал? Скажи, какая сволочь это сделала?

— Лучше бы я не приезжал, — сказал дед Давид. — Лучше бы я пожил при немцах.

— Я сегодня же поставлю вопрос на заседании ЦИК, — сказал Троцкий Лацису. — Вашу контору следует прочистить от всякой примазавшейся к ней сволочи.

— Будьте уверены. Товарищ Блюмкин у нас больше не работает, — сказал Лацис.

— А меня били по спине и животу, — сказала Лидочка, — они сказали, что не хотят мне рожу портить…

— Тебя этот бил? спросил Троцкий и, не дожидаясь ответа, дал Блюмкину хлесткую пощечину. Голова Блюмкина дернулась, и он выскочил в коридор.

— Нет, — сказала Лидочка, — у них есть для этого страшные люди, Ужасные люди. Вы не представляете.

Давид Леонтьевич обнял Лидочку и сказал сыну:

— Эта девочка не испугалась и пошла в самое логово бандитов, чтобы выручить меня.

Запомни это, Лейба.

— К счастью, она была не одна, — ответил Троцкий. Он обернулся к Лацису:

— Надеюсь, я могу верить вашему слову, что эти методы будут искоренены из работы Чрезвычайной Комиссии. Это типичная контрреволюция, эти провокации выгодны нашим противникам.

— Я понимаю и совершенно с вами согласен, — ответил Лацис. — Я прошу всех пройти ко мне в кабинет, чтобы составить и подписать бумаги об освобождении граждан.

Понимаете, должен быть порядок. Во всем.

— Когда забирали, кто соблюдал порядок? — спросил Давид Леонтьевич. — Когда молотили хуже, чем при царе, кто соблюдал?

Они вышли в коридор и направились к кабинету Лациса.

Блюмкина в пределах видимости не было. Он отправился в медчасть, чтобы получить справку о болезни.

В те дни, в середине июня 1918 года, в Омске образовалось временное сибирское правительство. Оно опиралось на чехословаков, которые тогда взбунтовались против большевиков.

Чехи, которые сыграли такую важную роль в русской гражданской войне, попали в Россию не по доброй воле.

Рассыпалась, умирала и никак не могла окончательно помереть громадная лоскутная Австро- Венгерская империя. И практически все народы, кроме австрийцев, в нее входившие, мечтали о независимости. А так как армия империи была в значительной степени составлена из мобилизованных инородцев, то многие принялись сдаваться в плен к русским. И в лагерях для военнопленных скопились сотни тысяч солдат и офицеров, которые требовали, чтобы их снова пустили в окопы, но с другой стороны.

Они желали сражаться за независимость своей родины. Чехи — Чехии словаки — Словакии, венгры — Венгрии, поляки (из южных воеводств) — Польши.

Царское правительство решило использовать пленных, вооружало их, сводило в полки и дивизии, посылало к ним для контроля и обучения русских офицеров, но немногие из новых союзников успели принять участие в боях. После революции эти полусформированные полки стали для большевиков опасны. Идея новых правителей России помириться с Германией и Австро-Венгрией была им отвратительна, Они ее воспринимали как предательство. Поэтому первый и второй польские корпуса начали воевать с наступающими германскими частями в Белоруссии и на Украине, а чехи, которых насчитывалось примерно 60000 человек, дисциплинированных, вооруженных, имевших своих командиров, потребовали, сговорившись с французами, чтобы их отправили на дальний Восток, а там союзники переправят их морем на фронт против Австро-Венгрии.

Большевики этих чехов и поляков боялись.

И начали суетиться.

Будь они спокойнее и опытней в военных делах, они бы сделали все возможное, чтобы как можно скорее избавиться от чехов и поляков мирным путем. Но отношения с братьями-славянами портились день ото дня, и большевики пришли к выводу, что те готовят восстание, Поляков, собравшихся в Екатеринбурге, окружили и перебили — лишь некоторым удалось убежать в Мурманск и Архангельск, а то и на юг — в Одессу. Но чехов было куда больше, и они были отлично организованы. Эшелоны с ними медленно двигались на восток, растянувшись на сотни километров от Волги до Омска.