более что с внешней стороны к ней были привалены какие-то мешки и глиняные кастрюли. Так что когда Кора надавила чуть сильнее, то вся эта преграда загремела, зашуршала, зашелестела, взвыла… и дверь, распахнувшись широким жестом сеятеля, разбрасывающего семена, раскидала предметы, которыми была завалена.

Горшки покатились по полу небольшого храма, куда и вывела Кору лестница, следом за горшками поддались мешки с шерстью и какой-то гнилью, пустые или наполненные всяким хламом корзины – видно, сюда кидали то, в чем приносили в храм дары, но некому было толком заняться разборкой упаковки древних времен.

Но благо бы горшки, амфоры и корзины покатились просто так. Нет, они покатились на человека, который, сидя на корточках спиной к Коре, раскладывал или складывал на полу нечто большое и белое. Этот человек сначала в страхе вскочил и хотел было бежать, затем догадался оглянуться и не увидел Кору, которая присела в темном углу за оставшимися там корзинами. Тогда он кинулся на катящийся на него поток вторсырья, отбрасывая корзины и мешки ногами и руками, стараясь защитить от них нечто для себя драгоценное, что лежало на каменном полу. При этом он совершенно неприлично ругался на древнегреческом языке голосом изобретателя Дедала.

Наконец Дедалу удалось справиться с лавиной, и он отправился поглядеть, что же стало его причиной.

Видно, Дедал был неглуп, потому что, увидев открытую дверь – и чего же она ее не закрыла впопыхах! – связал ее с наличием в доме Коры, так что приближаться к ней не стал, а, наоборот, отступил назад и крикнул:

– Стража, ко мне!

Кора продолжала таиться за мешками, лихорадочно оглядывая храм, чтоб сообразить, как из него выбраться. Храм, вернее, храмик представлял собой помещение метров двадцать на пятнадцать с одним входом вдали от Коры, если не считать хода в подвал.

Вдоль стен храма рядами стояли колонны, которые поддерживали кровлю. Между ними тянулись потемневшие от времени балки. Никакой статуи или другого знака, указывающего на то, кому принадлежал храм, Кора не увидела. Вот и все, что она успела понять до того, как в храм, стуча медными подковами башмаков, вбежали десятка два деревянных солдат Дедала, выстроились, перекрывая выход, и замерли в одинаковых позах оловянных солдатиков, что говорило об их искусственном происхождении.

– Кто там есть, – сказал Дедал, – выходи!

Кора рассудила, что у нее нет особенного выбора, шагнула вперед, пытаясь отряхнуть с себя пыль и паутину, обмотавшую ее в укрытии.

– Молодец, – сказал Дедал. – Так быстро найти выход из этого каменного мешка и выбраться сюда – этого не смог бы и я сам. Нет, ты стой, госпожа, не приближайся.

Он махнул рукой, и на условный жест два воина подняли дротики, готовые метнуть их в Кору. Это было неприятно. Но с фактами приходится считаться.

– Можно я сяду? – спросила Кора. – Я ужасно устала. К тому же у меня еще толком не зажила рана.

Дедал оглянулся, увидел округлый табурет, стоявший метрах в пяти от него, и снисходительно произнес:

– Садись, если тебе не сидится в подвале.

Кора сочла это предложение добрым знаком. Как говорится в старом анекдоте, который рассказывают либо о Наполеоне, либо об Александре Македонском: «Дал конфетку, а мог бы и пришибить».

Кора села в позе послушной ученицы, сложив ладони на коленях.

Дедал был в коротком хитоне, поверх которого надел кожаный фартук, как у кузнеца. Сандалии у него старые, ремешок у одного порван, и он пришлепывал при ходьбе. Изобретатель был не стрижен и не ухожен.

– Вы здесь совсем один, без семьи? – спросила Кора.

– Ты видела, как погиб мой сын, – зло ответил Дедал.

«Не надо было спрашивать об Икаре, осторожнее, Кора».

– А чем вы тут занимаетесь? – голос у Коры звучал мягко, почти жизнерадостно, словно у внучки старого мастера, который в одиночестве вырезает из дерева модели фрегатов.

– Я не знаю, – сказал Дедал, глядя на Кору и обнаруживая определенный цинизм, который можно назвать и прямотой, – то ли велеть им тебя зарезать при попытке к бегству, то ли связать и кинуть обратно в подвал.

– Что ты хочешь, девочка, – передразнила его Кора, – кусочек торта или чтобы тебе отрубили головку?

– Я думаю, что они будут мне благодарны, – заметил Дедал, – если тебя убьют при попытке к бегству. И мне спокойнее. Я не люблю тараканов, которые пролезают во все щели.

– Ты их боишься, мастер? – спросила Кора, будто речь и не шла о ее смерти.

– Я никого не боюсь, – ответил он. – Но госпожа Ариадна встретила меня, когда я скрывался от ее отца, она дала мне приют, она купила для меня этот дом и даже заброшенный храм, где я могу заниматься своими опытами.

Дедал обвел рукой вокруг, и Кора только сейчас заметила, что в темных углах храма таятся какие-то колеса и балки – видно, и в самом деле следы изобретательской деятельности Дедала.

– Я ей благодарен. А бедному изобретателю всегда нужна защита.

– Царь Тесей тоже может защитить бедного изобретателя, – сказала Кора. – И надежнее, чем эти проходимцы, которые сбегут отсюда не сегодня завтра.

– Царь Тесей обречен, – уверенно сказал Дедал. – Я не могу на него рассчитывать.