Девицы вцепились друг дружке в волосы, и тут Пашка услышал, как старуха прошептала:

— Слушай меня внимательно: уходи из пещеры, как только я дам знак. — И закричала громче всех: — Эй вы, недостойные люди! Великий охотник Седой обижен на нас. Он уходит от нас туда, где текут чистые реки и поднимаются снежные горы. Духи леса и гор призывают его. Мы не достойны такого героя.

Старуха сделала Пашке знак, и он, не оглядываясь, пошел к выходу.

Он понимал, что старуха права, но ему так хотелось обернуться, пожать всем руки, пообещать, что он снова к ним приедет, и тогда они славно поохотятся. Но нельзя…

Сзади неслись стоны и плач.

— Прости нас, Седой! — громче всех кричала Мама. — Мы не верили тебе! Накажи нас, но не уходи.

Но Пашка, не оборачиваясь, ушел в лес.

Старуха появилась минут через пять.

— Гераскин, — сказала она с упреком, — я с ног сбилась. Ты куда из пещеры убежал, когда тебе велели огонь сторожить?

— Но я же не знал…

— Ты подвергал риску свою жизнь и всю операцию.

— Извините, — сказал Пашка, — но я такое видел! Я видел, как эвакуировали неандертальцев! Я разгадал великую историческую тайну!

— Пашка, не выдумывай глупостей, — сказала старуха.

Теперь, в лесу, она выпрямилась и уже совсем не казалась старухой, если бы не изрезанное морщинами лицо и крючковатый нос.

— Это не глупость, — возразил Пашка. — У меня фильм есть.

— Я не буду с тобой спорить. Некогда. Мне нужно довести тебя до кабины времени, отправить домой и вернуться в пещеру, пока они не решили, что я совсем пропала.

— Так вы из Института времени?

— А ты что думал, мы детей отправляем в прошлое без страховки? Как ты мог убедиться, здесь не шутят. Еще немного — и тебя бы съели!

— А у вас зажигалка?

— Паша, не задавай глупых вопросов, останешься живым в первобытной эпохе.

Они не успели устать, как оказались перед лесом, в котором скрывалась кабина времени.

— А как вас на самом деле зовут? — спросил Пашка.

— Агент-спасатель Института времени Елена Простакова, — ответила старуха, которая совсем уже не была похожа на старуху — просто загримированная девушка, — но, если мы с тобой встретимся в нашем времени, можешь звать меня Леной, я не гордая.

Они добежали до кабины времени.

— Лен, а Лен! — взмолился Пашка. — Ты будешь отчет писать?

— Если Ричард спросит, напишу, — ответила Лена.

— Ты скажешь, что я практику завалил?

— Ты сам ему покажешь свой фильм. И в школе покажешь. Там и решат.

— Значит, ты про меня ябедничать не будешь?

— Что за слово такое глупое! — возмутилась Елена Простакова. — За нами, агентами Института времени, такого никогда не водилось.

— А тебе не страшно туда возвращаться? — спросил Пашка.

— Нет, я привыкла. Они неплохие люди. Только скучно бывает и очень плохо без шампуня.

Это Пашка понимал.

Но вот и кабина времени. Пашка вошел в нее.

— А вообще-то говоря, — сказала Лена Простакова, горбясь и понемногу вновь превращаясь в первобытную старуху, — ты неплохой парень. И вел себя нормально. Иногда тебя заносило… Но кого из нас не заносит!

Зачет по практике у Пашки приняли, хоть и сделали ему выговор за вмешательство в первобытные дела.

Зато его фильм, и особенно та часть, которая касалась неандертальцев, произвел сенсацию — посмотреть прибегали из всех отделов.

Но что удивительно — те кадры, где был Немо-Ной и его корабль, и кадры, снятые из корабля, не получились. Все обесцвечено, списано, стерто, смыто.

Так что Ричард и академики, которым Пашка рассказывал об эвакуации неандертальцев, поверили не до конца. Вернее, совсем не поверили. Это звучало так:

— Очень интересно, но ты ведь, Гераскин, известный фантазер!

Самое обидное — не поверили друзья: Алиса и Аркашка Сапожков.

— Погодите, — говорил Пашка, — вот прилетит Немо-Ной, он обещал. Тогда вы по-другому запоете.

Но Пашка и сам в это не верил. Прошло тридцать тысяч лет. Даже такой долгожитель, как Немо-Ной, вряд ли столько проживет.

Так бы эта история и закончилась, если бы не одно событие. Через девять дней после возвращения Пашки с практики в школе шел урок литературы. Ученики пятого класса репетировали трагедию Шекспира, которая называется «Отелло». Там один мавр задушил свою жену.

Случилось так, что за полчаса до репетиции у Маши Белой начался страшный насморк — а как известно, это последняя болезнь, с которой не смогли справиться к концу двадцать первого века. Прилетела «Скорая», Машу отправили в больницу, и репетиция грозила сорваться, потому что никто в классе, кроме Маши, не знал роли Дездемоны. И тогда учитель литературы Леопольд Модестович поглядел на Пашку, вздохнул и сказал:

— Я не хочу тебя обидеть, Гераскин, но ты ведь знаешь наизусть все трагедии Шекспира…

— Точно, — согласился Пашка, — в прошлом году я их выучил на спор с Джавадом Рахимовым, который проиграл мне на этом восемь порций мороженого.

— Значит, — сказал Леопольд Модестович, — ты должен пожертвовать собой ради коллектива.

— Только не это! — закричал Пашка. — Вы же обещали, что не будете давать мне женских ролей. Я не девчонка!

— Пашенька! — взмолился учитель. — Ты же понимаешь, что это только на репетицию. А к спектаклю Маша выздоровеет.

— Пашка! — хором завопили ученики пятого класса. — Не подводи!

— Пускай Алиса Селезнева по книжке прочитает текст, — предложил Пашка.

— Это очень интересно, — сказала Алиса, которая тоже только что возвратилась с исторической практики. — Как ты представляешь? Джавад будет меня душить, а я буду читать текст по книжке?

Когда все отсмеялись, Пашка махнул рукой — на что не пойдешь ради товарищей! — кое-как влез в белое платье Дездемоны, напялил парик с жемчужной ниточкой и стал ждать, когда войдет взбешенный муж Отелло.

Муж Отелло, то есть намазанный черной краской Джавад Рахимов, вошел решительными шагами и стал размахивать платочком, который потеряла Дездемона. И вот когда Джавад спросил грозным голосом: «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?» — открылась дверь и вошел невысокий плотный человек в яркой форме комиссара Интергалактической полиции. На голове у него была фуражка с перекрещенными кометами, из-под которой выбивался непокорный чуб.

— Простите за вторжение. Меня зовут комиссар Милодар, — сказал он. — И еще простите, что сорвал репетицию бессмертной трагедии Шекспира «Гамлет».

Никто не улыбнулся, потому что все знают, какая сложная жизнь у комиссаров Галактической