качающейся в сигаретном дыму:
– Всем любить и бояццо… Лучшая из лучших. Красивейшая из красивых…
Ленке было хорошо. Лишь спустя час Фее удалось оттащить подругу в туалет. Ленка уселась на унитаз и заморгала довольными пьяными глазами.
– Ты понимаешь, я поверила, что я мертвая. – Фея коротко рассказала о встрече с Викентием, проблемах с компом. – В последние дни я многому поверила.
– Круто тебя зомбировали. Yeah! Тайная секта скопцов, не иначе… Я-то хоть живая?
– Живая, живая. Только разговариваю я не с реальной тобой, а проекцией тебя в моем загробном мире.
– Круто вааще! Дайте две.
– Ты еще бог знает сколько лет будешь топтать Землю-матушку, – не слушая ее, продолжала Фея, – а я очень скоро исчезну. Вообще – исчезну, доходит? Меня и так нет, а скоро эти остатки меня, – двумя руками похлопала себя по бедрам, – перестанут думать и чувствовать так, как я.
– Одурманили твою бестолковую репу. Не верю! – Ленка успокаивала Станиславским, потом попыталась направить подругу на рациональный путь. – Докажи! Как вещал нам товарищ Титов, мертвяки очень способные. Сахаре – воду. Приднестровью и Крыму – независимость. Укуси себя за локоть. Сделай Обаму светленьким.
– Дура ты! И эгоистка.
– Ну вот – ни себе ни людям… Если магией потусторонней владеешь, соверши доброе дело. Дай косарь, тогда я и Дарвину, и Марксу поверю…
Фея не глядя выхватила из сумки пригоршню долларов, скомкала, бросила на пол и вышла из туалета. Ожидающие снаружи девушки сунулись было в открывшуюся дверь, но, увидев Ленку со спущенными до колен трусами, стушевались.
– Гражданки, по очереди! Достаем денежки, хорошенько мнем в ручках, бросаем на пол… – донесся до убегающей Феи голос бывшей подруги.
Она остановилась в гостинице «Союз».
Раскрашенная стерва за регистрационной стойкой ни в какую не хотела брать доллары. Потом зашептала:
– Ладно, возьму по тридцать…
– Одолженьице, блин! – громко фыркнула Фея и перешла на «ты»: – Спасибо тебе, красна девица. Ну что ж, с тебя лучшие хоромы, с меня – сотенная сверх тарифа.
Стоя на огромном балконе, можно было наблюдать всю Москву. Тем легче верилось в ее виртуальность.
Фея покурила, выпила шампанское из бара («За бессмертие, радость моя»), побродила по огромному номеру и снова заглянула в бар.
После двухсот водки она решила, что все не так уж плохо:
«Я дышу, чувствую, пьянею… Я еще – о-го-го! Я еще всем…»
Последняя мысль: «Пауза дается тебе только раз, и прожить ее нужно так, чтобы не было мучительно больно, когда будешь загорать в аду…»
Не раздеваясь, нырнула в огромную двуспальную кровать.
Конечно же, приснился Викентий Сергеевич с грозным предупреждением: «Я сворачиваюсь, сворачиваюсь вокруг тебя». Фея плюнула точно между двумя половинками его разорванного на животе тела и заставила себя (она умела планировать свои сны) отправиться в Диснейленд, кататься на «русских горках». Эта часть сна не запомнилась. Кроме того, что дух захватывало и повсюду хмурилось небо.
Наутро не хотелось есть. Телевизор, так же как прежде комп, превратился в черный квадрат.
Спустилась в холл. Окружающее виделось предельно резким, словно происходящее не только не сон (и уж тем более не загробное тление), а сверхреальная картинка – воздух, люди, запахи, мебель. Сверхнастоящие, стремящиеся наполнить жизнь смыслом.
Фея подошла к журнальному столику. Журналы на столе были похожи один на другой – стерильно белые обложки, стерильно чистые страницы… Вышла на улицу – вывеска на гостинице была, но надпись на ней отсутствовала. Та же история с объявлениями на столбах, растяжками на Университетском проспекте, дорожными знаками…
Фея вернулась в номер и решила пореже выходить из него.
Она долго-долго лежала в ванне, разглядывая свое тело. Стройное? Непорочное? Молодое? Ненужное.
Потом долго-долго причесывала длинные светлые волосы. Отражение в зеркале точно фиксировало ее одиночество – человеческую трагедию, не разделенную с близким человеком.
На вторые сутки ей перестали подчиняться сны.
На третьи она попросила на reception’е тетрадь и полностью заминировала ее тремя словами: «Я НЕ СУМАСШЕДШАЯ».
На четвертые дико захотелось встретиться с Викентием Сергеевичем.
На пятые – не увидела себя в зеркале.