— Подождите минуточку. — Он отошел к дальнему концу прилавка, достал какую-то зеленую с черным коробочку, вернулся и протянул ее мне, стараясь не подходить ко мне ближе, чем на расстояние вытянутой руки.

Я смиренно и кротко забрал у него коробочку. Отдал ему пятерку. Взял сдачу. Все так же — на расстоянии вытянутой руки. Бабулька тем временем отошла в дальний конец аптеки. Я себя чувствовал то ли налетчиком, то ли носителем бубонной чумы.

— Подождите, — сказал я дедку.

— Вам что-то еще?

— Дайте мне презервативов.

— Сколько?

— Ну, упаковку. Две упаковки.

— Сухие или со смазкой?

— Что?

— Сухие или со смазкой?

— Давайте со смазкой.

Дедок осторожно протянул мне пачку презервативов. Я отдал ему деньги. Сдачу мне выдали, как и прежде, на вытянутой руке. Я вышел на улицу. Дошел до угла. Открыл на ходу упаковку презервативов, внимательно их рассмотрел. И выкинул в канаву.

Вернувшись домой, я разделся и прочел инструкцию на вкладыше в коробочке с мазью. Там было сказано: «Нанести мазь на пораженные участки, подождать полчаса и тщательно смыть». Я включил радио, нашел классическую симфонию и выдавил мазь из тюбика на ладонь. Она была ядовито-зеленого цвета. Я втер мазь в пораженный участок, потом лег на кровать и засек время. Подождать полчаса. Черт, ненавижу этих мандавошек. Я решил выждать час — чтобы уж наверняка. Через сорок пять минут кожу начало жечь. Я подумал: «Отлично. Убью гадин всех до единой». Жжение стало сильнее. Я катался по кровати, сжимая кулаки. Я послушал Бетховена. Послушал Брамса. Я упорно держался. На час меня все же хватило, хотя и с трудом. Потом я набрал ванну, запрыгнул в нее и смыл мазь. Когда я вылез из ванной, я не мог ходить. У меня все горело: яйца, низ живота, внутренняя сторона бедер. Кожа в этих местах сделалась ярко-красной. Я стал похож на орангутанга.

Я еле-еле дополз до кровати. Но я все же убил мандавошек. Я видел, как они вместе с водой вытекали в сливное отверстие.

Джан вернулась домой ближе к вечеру. Я лежал, извиваясь и корчась.

— Что с тобой? — испугалась она.

Я перевернулся на бок и выругался.

— Это из-за тебя, блядская шлюха! Смотри, что ты сделала!

Я поднялся, превозмогая боль. Продемонстрировал свои покрасневшие бедра, живот и яйца. Яйца были — сплошная агония ослепительно-алого цвета. Конец горел, как в огне.

— Господи! Это что?

— А то ты не знаешь! ни с кем посторонним не трахался! Это я от тебя подцепил! От ТЕБЯ! Ты меня заразила! Блядь с мандавошками!

— Что?!

— Ты заразила меня МАНДАВОШКАМИ!

— У меня нет мандавошек. Это, наверное, от Джеральдин.

— Что?!

— Я жила у Джеральдин. Наверное, у нее мандавошки. А я ходила там в туалет, сидела на унитазе…

Я упал на кровать.

— Вот только не надо держать меня за идиота! Лучше сходи в магазин и возьми что-нибудь выпить! А то у нас даже нечего пить!

— У меня нет денег.

— Возьми у меня в кошельке. А то ты не знаешь, как это делается. И давай побыстрее! Мне надо выпить! А то я умру!

Джан ушла. Мне было слышно, как она бежит вниз по лестнице. По радио передавали Малера.

На следующий день я проснулся вообще никакой. Спал я плохо. Стоило простыне прикоснуться к больным местам, и я сразу же просыпался от боли. Меня страшно мутило. Но все-таки жжение было уже не таким сильным. Я кое-как слез с кровати, добрался до ванной, проблевался. Взглянул на себя в зеркало, и мне самому стало жутко. Вид у меня был совершенно убитый.

Я вернулся в постель. Джан храпела. Негромко, но без остановки. Так могла бы храпеть небольшая свинья.

Это был даже не храп, а тихое свистящее похрюкивание. Я смотрел на нее и думал: «С кем я живу?» У нее был маленький курносый носик; ее светлые волосы уже начинали седеть и приобретали «мышиный» цвет, как она называла его сама. У нее было спитое одутловатое лицо, у нее рос второй подбородок. Она была старше меня на десять лет. Да, она могла выглядеть привлекательно, но только когда была сильно накрашена и надевала узкую юбку в обтяжку и туфли на шпильках. У нее была вполне аппетитная задница, по-прежнему крепкая и упругая. У нее были красивые стройные ноги. Она соблазнительно виляла бедрами при ходьбе. Но теперь, когда я смотрел на нее, она уже не казалась такой привлекательной. Она спала на боку, и в таком положении ее отвисший живот был как-то особенно заметен. И тем не менее она замечательно трахалась. Просто божественно. В смысле постели ей не было равных. Во всяком случае, мне такие не встречались. Наверное, все дело в ее отношении. Она действительно любила трахаться. Когда она занималась сексом, она целиком отдавалась процессу. Она вцеплялась в меня мертвой хваткой, а ее штучка сжимала мой член, как в тисках. На самом деле, когда ты кого-то сношаешь, в большинстве случаев это дело не представляет собой ничего особенного. В основном это похоже на изнурительный труд наподобие подъема на очень крутую и скользкую гору. Так бывает почти со всеми. Но только не с Джан.

Зазвонил телефон. Он прозвонил несколько раз, прежде чем я сумел встать с кровати и доползти до аппарата.

— Мистер Чинаски?

— Да?

— Вам звонят из редакции «Times».

— Да?

— Мы ознакомились с вашей анкетой и хотим предложить вам работу.

— Журналистом?

— Нет. Уборщиком и рабочим по техническому об служиванию и ремонту.

— Хорошо.

— Ждем вас сегодня в девять вечера. Пройдите через служебный вход, это на южной стороне, и обратитесь в хозяйственный отдел. Вам нужен завхоз, мистер Барнс.

— Хорошо.

Я повесил трубку. Телефон разбудил Джан.

— Кто звонил?

— Меня берут на работу. Надо выйти сегодня вечером, а я еле-еле хожу. И что теперь делать?

Я доковылял до кровати — медленно, как черепаха, страдающая геморроем, — и лег.

— Ничего, мы что-нибудь придумаем.

— Я даже трусы не смогу надеть. Так что, похоже, с работой я пролетел.

Мы лежали, глядя в потолок. Потом Джан встала и ушла в ванную. А когда вернулась, радостно объявила:

— Я знаю, что делать!