Они поцеловались на пороге, и Тесси исчезла. Дебра взяла меня за руку и ввела в спальню. Мы посмотрели на мраморную столешницу.

– Что ты о нем на самом деле думаешь, Генри?

– Ну что – я просаживаю по двести баксов на скачках, и хвастаться мне после этого нечем, так что, по-моему, с ним все в порядке.

– Он будет стоять тут, рядом с нами сегодня ночью, когда мы будем спать вместе.

– Может, это мне постоять, а ты ляжешь со столиком?

– Никак ревнуешь?

– Разумеется.

Дебра снова сходила в кухню и принесла тряпки и что-то вроде чистящей жидкости. Начала протирать мрамор.

– Видишь, мрамор нужно обрабатывать особым образом, чтобы подчеркнуть прожилки.

Я разделся и сел на кровать в одних трусах. Потом откинулся на подушки, растянувшись на покрывале. Потом снова сел:

– Господи боже мой, Дебра, я тебе покрывало помял.

– Да ничего.

Я пошел и принес два стакана, один отдал Дебре. Я наблюдал, как она трудится над столешницей. Дебра взглянула на меня:

– Знаешь, у тебя самые прекрасные ноги, что я только видела у мужчины.

– Неплохо для старика, а, девчонка?

– Отнюдь.

Она еще немного потерла столик, потом бросила.

– Как ты тут с Тесси?

– Нормально. Мне она понравилась.

– Она хороший работник.

– Я не успел этого заметить.

– Нехорошо, что она ушла. Наверное, просто хотела оставить нас наедине. Надо ей позвонить.

– Ну и давай.

Дебра села на телефон. Она разговаривала с Тесси довольно долго. Начинало темнеть. Как у нее насчет ужина, интересно? Телефон стоял посреди кровати, и Дебра сидела, поджав под себя ноги. Славный задик. Дебра засмеялась и сразу же стала прощаться. Потом взглянула на меня.

– Тесси говорит, что ты милый.

Я вышел принести еще выпить. А когда вернулся, уже был включен большой цветной телевизор. Мы сидели бок о бок на постели и смотрели телик. Спинами опирались на стенку и пили.

– Генри, – спросила она, – что ты делаешь на Благодарение?

– Ничего.

– Давай ты отметишь Благодарение со мной? Я куплю индюшку. Приглашу двух-трех друзей.

– Ладно, неплохо.

Дебра перегнулась и выключила телевизор. Вот и ей вроде бы счастье. Затем свет погас вообще. Она сходила в ванную и вернулась в чем-то неосязаемом, обернутом вокруг тела. Потом оказалась в постели рядом со мной. Мы прижались друг к другу. Мой хуй встал. Ее язык трепетал у меня во рту. У нее был крупный язык, теплый. Я опустился к ней. Раздвинул волосы и заработал языком. Затем дал немного носа. Она отозвалась. Я снова поднялся, оседлал ее и засунул.

…Я все работал и работал. Пытался думать о Тесси в короткой красной юбчонке. Не помогало. Я отдал Тесси все. Я качал дальше и дальше.

– Прости, малышка, слишком много выпил. Ах, потрогай мне сердце!

Она приложила руку к моей груди.

– Ну и колотится! – сказала она.

– Я по-прежнему приглашен на Благодарение?

– Конечно, бедняга мой дорогой, не волнуйся, пожалуйста.

Я поцеловал ее на ночь, откатился и попытался уснуть.

После того как Дебра ушла утром на работу, я вымылся в ванне, затем попробовал посмотреть телевизор. Походил по квартире голышом и заметил, что меня видно с улицы через переднее окно. Поэтому я выпил стакан грейпфрутового сока и оделся. Наконец ничего больше не оставалось – только ехать к себе. Там уже почту принесли: может, письмо от кого-нибудь. Я убедился, что все двери заперты, дошел до «фольксвагена», завел его и поехал обратно в Лос-Анджелес.

По дороге я вспомнил Сару, третью девушку, с которой познакомился на чтениях в «Улане». Ее номер лежал у меня в бумажнике. Я доехал до дому, посрал, затем позвонил ей.

– Алло, – сказал я, – это Чинаски, Генри Чинаски…

– Да, я вас помню.

– Чем занимаетесь? Я вот подумал: может, стоит вас повидать.

– Мне сегодня в кафе работать. Давайте прямо сюда и приезжайте.

– Там у вас здоровую пищу подают, да?

– Да, я сделаю вам хороший сэндвич, полезный для здоровья.

– О?

– Я закрываюсь в четыре. Заезжайте чуточку пораньше.

– Ладно. Как до вас добраться?

– Берите ручку, я продиктую. Я записал инструкции.

– Увидимся примерно в три тридцать, – сказал я.

Около 2.30 я влез в «фольксваген». Где-то на трассе перепутались инструкции – или же запутался я сам. У меня великая нелюбовь к скоростным трассам и инструкциям. Я свернул и очутился в Лейквуде. Причалив к заправке, позвонил Саре.

– Таверна «Забегай», – ответила та.

– Хрен там! – сказал я.

– Что случилось? У вас голос сердитый.

– Я в Лейквуде. У вас инструкции ебанутые.

– В Лейквуде? Подождите.

– Я еду обратно. Мне нужно выпить.

– Постойте-постойте. Я хочу вас увидеть! Скажите, на какой вы улице в Лейквуде и какой ближайший перекресток.

Я оставил трубку болтаться и пошел глянуть, где нахожусь. Сообщил Саре. Она меня перенаправила.

– Это легко, – сказала она. – Теперь пообещайте, что приедете.

– Ладно.

– А если снова заблудитесь, позвоните мне.

– Простите, но, видите ли, у меня нет чувства направления. Мне всегда кошмары снятся, что я где-то теряюсь. Я наверняка с другой планеты.

– Все в порядке. Только поезжайте, как я объяснила.

Я вернулся в машину, и на этот раз все оказалось легко. Вскоре я выбрался на Тихоокеанскую прибрежную трассу и уже искал нужный поворот. Нашел. Он привел меня в снобский район магазинов у самого океана. Я ехал медленно и увидел ее – «Таверна 'Забегай'», большая вывеска, намалеванная от руки. В витрине приклеены фотографии и открыточки. Кафе здоровой пищи без дураков, господи ты боже мой. Мне не хотелось туда забегать. Я медленно объехал весь квартал. Свернул вправо, потом еще раз вправо. Увидел бар, «Крабья гавань». Оставил машину снаружи и зашел.