Именно Гиерлёф забрал Гамсуна из психиатрической клиники и перевез его в дом престарелых в Ланнвике, он снабжал его всем небходимым — от мыла для бритья и черного сапожного крема до хороших сигар.
По одной из версий, именно Кристиан Гиерлёф предложил Гамсуну написать книгу воспоминаний и переживаний и неизменно поддерживал его в работе.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что в обсуждение вопроса о сокращениях был вовлечен и Гиерлёф. Однако он переусердствовал и решил, что может без согласования с автором вносить собственную правку, которую его из-за ослабевшего зрения попросил сделать Гамсун, в корректуру книги. На письмо друга с уведомлением о «незначительной правке» Гамсун отвечает: «Сегодня ты написал мне, что в рукопись книги внесены лишь незначительные правки и ничего не стоит убрать их во второй корректуре. Будь так любезен, сообщи мне, какие именно незначительные правки были внесены в рукопись».
Надо сказать, что уговорить Гамсуна убрать имя Лангфельдта пыталась и госпожа Стрей. И ей был дан четкий ответ: «Вы и Григ должны выказать уважение к старому писателю и его желанию защититься, поэтому не вмешивайтесь в то, что он пишет именно так, а не иначе в своей книге… Говорю последний раз: я не выброшу имени Габриэля Лангфельдта из своей книги».
Госпожа Стрей впала в немилость, но Гиерлёф не угомонился и в течение нескольких недель продолжал настаивать на исключении имени Габриэля Лангфельдта из книги, в создании которой, как ему казалось, он принимал участие.
В результате Гамсун не выдержал и написал следующее письмо:
Это письмо вряд ли можно считать «положительным» для характеристики писателя. Но таков уж был Гамсун: он не умел прощать предательства и даже в своем очень почтенном возрасте совершенно не собирался смирять силу духа.
Он был борцом — и не мог оставить обидчика без отмщения. Помните, как он учил своих сыновей всегда давать сдачи, но только в том случае, если противник был более сильным? Вот и сам он имел полное право «дать сдачи» молодому и сильному Лангфельдту, который растоптал его семью и унизил его самого. И помешать ему дать сдачи не мог никто — даже старый друг.
Имя Лангфельдта и все куски текста, в которых он упоминался, были сохранены. Книга «По заросшим тропинкам» вышла в том виде, в котором писатель хотел ее видеть.
Мария Гамсун вспоминала, что у нее было ощущение, будто ее муж заключил с Богом договор: он не уйдет из жизни, не увидев напечатанных «По заросшим тропинкам». Так оно и случилось…
4 августа 1949 года Гамсуну исполнилось девяносто лет.
Поздравлений он получил множество, но многие газеты писали о нем как о предателе родины. Некоторые средства массовой информации просто предпочли о Гамсуне и его юбилее не вспоминать.
Однако в мире о Гамсуне и его книгах помнили. Так, в 1951 году ему было предложено принять звание рыцаря ордена Марка Твена. Из скандинавов такой чести удостаивались только двое — Сельма Лагерлёф и Ян Сибелиус.
В эти дни много говорили о наследстве Гамсуна и считали его деньги. Но писатель уже все уладил — при помощи Сигрид Стрей.
Он разделил свое имущество поровну между всеми детьми, включая и дочь от первого брака.
Он уже выплатил причитающееся ей наследство до войны, но после всех пережитых событий передумал и написал Виктории:
Нёрхольм, как и планировалось ранее, перешел Арильду.[186]
Суд согласился с адвокатом, и Виктория выиграла дело. С тех пор она и ее дети по праву могут пользоваться процентами от акций «Гюльдендаля» и отчислениями за авторские права на книги Гамсуна.
Гамсун отпраздновал юбилей в августе 1949 года, а в конце сентября вышла долгожданная книга «По заросшим тропинкам».
Сигрид Стрей написала Григу уже 29 сентября:
В Нёрхольме выход книги восприняли с радостью. Арильд читал отцу рецензии из газет, и тот был очень доволен.
Первоначальный тираж «По заросшим тропинкам» составил всего 5 тысяч экземпляров и, как только он поступил в продажу, был тотчас распродан. Так началось триумфальное шествие последней книги Гамсуна, которая и по сей день издается большими тиражами по всему миру.
Остаться к ней равнодушным невозможно.
«Выпустив эту книгу, — писал Туре Гамсун, — Кнут Гамсун сказал свое последнее слово как писатель. Поставленная им точка была звездой в его долгой литературной жизни и борьбе. Теперь на него снизошел покой вечерних сумерек — ему оставалось только следовать за течением дней».[187]
С возрастом Гамсун стал мягче и научился признавать свои ошибки. В письме к Виктории есть такие слова: «Я научился в старости признавать истину, что всё, что Бог ни делает, к лучшему. И надо сказать, что не слишком-то рано познал эту истину».
Он смог примириться не только с собой, но даже с Марией — во многом благодаря детям и ради них.
В апреле 1950 года он неожиданно попросил Арильда послать Марии, которая, отбыв двухлетний срок
