Однако совсем скоро они услышали, как сквозь чащу ломится какое-то крупное животное. Ничего более опасного, чем то, что они уже пережили, ожидать Ингри и Фару не могло, но это не означало, что опасностью можно пренебречь. Ингри замер на месте, стиснув рукоять меча, а Фара съёжилась у него за спиной. Из отбрасываемых деревьями танцующих теней появился, недовольно фыркая, жеребец Хорсривера.
Вздох Венсела, когда он увидел беглецов, выражал и гнев, и облегчение. Всякое желание скрыться покинуло душу Ингри, растаяв от близости повелителя. Ингри вежливо приветствовал графа.
— Благодарю, лорд Ингри, — сказал, подъезжая, Венсел.
— Сир…
— Моя лошадь споткнулась, — сказала Фара, хоть супруг её ни о чём и не спрашивал. — Я чуть не утонула. Лорд Ингри вытащил меня.
Ингри не стал поправлять её: в конце концов, всё зависит от точки зрения, решил он. Его собственная точка зрения находилась по большей части под водой…
— Да, я видел, — отозвался Венсел.
«Не всё видел, иначе не стал бы так искренне меня благодарить».
Взгляд, который бросил на Ингри Хорсривер, был задумчив, но совсем не подозрителен.
— Подсади её, — распорядился граф, протягивая руку Фаре, и Ингри пришлось подставить ладони под покрытый грязью сапог принцессы, помогая ей сесть на коня позади супруга. Сам он устало поплёлся позади всадников, позволяя жеребцу проложить дорогу сквозь заросли и смести всю паутину.
Путникам потребовалось больше часа, чтобы снова выбраться на дорогу; там им пришлось свернуть на восток и пройти ещё полмили к тому месту, где Венсел привязал лошадей. Тут, к тайному удовлетворению Ингри, выяснилось, что кобыла Фары при падении повредила ногу. Венсел снял с неё седельные сумки и отпустил на свободу; Ингри было велено нагрузить своего коня дополнительным грузом, а Фару граф снова усадил на своего жеребца. Теперь они двигались на запад гораздо медленнее, чем раньше.
Потеряно часа четыре, а то и больше… Этого недостаточно.
«Что ж, начало положено».
К тому времени, когда они добрались, свернув с тропы, до маленького нищего селения, едва ли заслуживающего названия хутора, Ингри добавил ещё два часа проволочек. Солнце скрылось за деревьями. Хорсривер, хмурясь, оценил угасающий свет, сочащийся между стволами, и махнул рукой в сторону строений. Забор из гнилых досок служил слабой защитой от диких зверей и уж совсем не мог бы остановить злоумышленников.
— Мы не можем сегодня ехать дальше. Луна встанет только после полуночи. — Лицо графа скривила мрачная гримаса. — И к тому же, даже если мы не застрянем в горах, где нет дорог, нам не удастся выехать после следующей перемены коней раньше рассвета послезавтра. Целые сутки потеряны… Что ж, отдыхайте. Силы вам понадобятся.
Венсел совершенно равнодушно оглядел убогое пристанище, вид которого заставил Фару отшатнуться. Вид неряшливой старухи, беззубой и изъясняющейся на неразборчивом диалекте, вызвал у неё такое отвращение, что она прибегла к помощи Ингри в качестве горничной. Сам он в конце концов улёгся на одеяле у порога принцессы, отделённый от неё всего лишь рваной занавеской; Фара сочла это проявлением преданности, и Ингри не стал объяснять, что воспользовался предлогом отказаться от кишащего насекомыми соломенного тюфяка, который ему предложили. Если Венсел и спал этой ночью, Ингри не видел, где именно.
Несмотря на неудобства ночлега, оба они — и Фара, и Ингри — на следующее утро проснулись поздно: и физические, и духовные силы их были на исходе. Без особой спешки, но и не допуская задержек, Венсел снова заставил их скакать по сельской дороге, местами превращавшейся в еле заметную тропу, огибавшей подножия хребта Ворона.
Горы были обрывисты, но не особенно высоки; на их зелёно-бурых склонах не лежал снег, хотя сверкающие на солнце отвесные утёсы казались ледником. Местность походила на сбившееся складками одеяло; ручьи проложили глубокие ущелья, за скалами иногда открывались уединённые долины. Осень превратила летнюю зелень в смесь золотых, коричневых, рыжих тонов; кое-где, как раны, нанесённые мечом, пламенели алые листья. Буйство красок подчёркивалось тёмной окраской хвои сосен и елей. Позади ближайших гор сутулые вершины незаметно уходили в голубую дымку на горизонте; казалось, холмы рядами устремляются в бескрайний потусторонний мир.
Как же, во имя Пятёрки богов, удалось Аудару Великому спешным броском переправить через эти горы армию, гадал Ингри. Несмотря ни на что, его уважение к дартаканцу росло. Пусть он не обладал сверхъестественной харизмой священных королей, с которыми сражался, Аудар, должно быть, был великим полководцем.
Теперь путники находились в графстве Баджербанк. Ингри вспомнил об этом, когда им пришлось огибать Баджербридж — шахтёрский городок, расположенный в неожиданно густонаселённой речной долине, врезающейся в предгорья, как зелёное копье. Столбы дыма, от которого осенняя дымка становилась ещё более плотной, поднимались не только над городом, но и повсюду, отмечая плавильни и кузницы. Ингри подумал, что где-то здесь живёт семья отчима Йяды. Пятиугольный храм, большое бревенчатое строение, видневшееся за городскими стенами, даже на расстоянии впечатлял.
Хорсривер и его подневольные спутники ненадолго выехали на главную дорогу, чтобы переправиться через реку по каменному мосту. Под арками моста скользили плоты: по каменистому руслу ловкие парни с шестами сплавляли лес. Дорога была забита повозками горняков и караванами мулов, везущих слитки металла. Хорсривер, не задерживаясь, миновал оживлённый участок, потом свернул вверх по течению реки по тропе, уводившей в лесные чащи.
Взглянув на солнце, граф пустил коней галопом, но вскоре был вынужден двигаться более осторожно: тропа стала опасной. Лошади с трудом одолевали подъёмы и скользили на спусках. Подниматься по склонам приходилось чаще, чем спускаться, пока наконец, обогнув утёс, путники не оказались в закрытой со всех сторон долине.
Здесь их ждал не крестьянский дом или хутор, а просто разбитый среди деревьев лагерь. Двое грумов подбежали, чтобы увести усталых коней. К деревьям были привязаны три свежие лошади: на этот раз выносливые пони, а не быстрые скакуны, которых Хорсривер предпочитал для скачки по дорогам. Измученная Фара медленно спешилась и в ужасе оглядела ожидающее её пристанище: разложенные под ёлками подстилки. Это было ещё хуже, чем убогая хижина, в которой они ночевали накануне. Если принцессе и приходилось останавливаться в лагере во время королевских охот, Ингри не сомневался, что её ждал шёлковый шатёр, услужливые служанки и всевозможные удобства. Здесь же всё явно было принесено в жертву быстроте.
«Мы теперь путешествуем налегке и долго здесь не пробудем».
— Вы привезли его? — требовательно спросил Хорсривер старшего грума.
Тот почтительно поклонился.
— Да, милорд.
— Принеси.
Оставив усталых коней на попечение другого слуги, кривоногий грум заковылял к груде мешков и склонился над одним из них. Хорсривер, Фара и Ингри подошли поближе. Грум выпрямился, сжимая в руках древко футов семи в длину, обёрнутое древним ветхим холстом, перевязанным бечёвкой. Хорсривер удовлетворённо вздохнул, беря шест из рук грума. Пальцы графа нежно скользнули по холсту, потом он упёр древко в землю у своих ног, на мгновение прислонился к нему лбом и зажмурился.
Ингри отвёл обессилевшую Фару к одной из подстилок и позаботился о том, чтобы она смогла сесть, не упав. Потом он повернулся к Хорсриверу; грум вернулся к коням и принялся их рассёдлывать.
— Что это, сир? — спросил Ингри, кивнув в сторону древка. Близость странного предмета заставляла волосы шевелиться у него на голове.
Хорсривер невесело усмехнулся.
— Истинный король должен иметь своё священное знамя, Ингри.
— Но это же наверняка не то знамя, которое развевалось над Кровавым Полем?
— Нет, то знамя было изрублено на куски и погребено вместе со мной. Это — знамя, которое было
