жизнью и смертью, между духом и материей, между кровными родичами… между Вилдом и другими землями. Перемены, в первый раз за столетия начались перемены.

Йяда потёрла лоб.

— Какую роль играю во всём этом я? Наполовину внутри, наполовину снаружи… где моё место? Я жива, они — мертвы. Я женщина, они, мне кажется, по большей части мужчины. Мой леопард даже не из зверей Вилда! Я ничем не помогла душе Болесо — только наблюдала разинув рот. Это ты нужен богам, Ингри: ты мог бы освободить души тех древних призраков! — Уверенный взгляд Йяды сделался требовательным.

— Дверь в стене одновременно и внутри здания, и снаружи, — медленно проговорил Ингри. — Две половины, как и у тебя, благодаря крови твоего отца. И ты тоже востребована, хотя, я думаю, против воли Венсела. Разве призраки не выбрали тебя — из всех, кто той ночью спал и видел сны в Израненном лесу?

Йяда заколебалась, потом гордо выпрямилась.

— Да, меня.

— Ну, тогда… — А что тогда? Измученный мозг Ингри не мог найти ответа. — После видений дела приняли новый оборот. Венсел очень хочет держать меня с собой рядом. Он соблазнял меня высоким положением среди своих приближённых. Даже не соблазнял — принуждал.

Новая тревога заставила Йяду нахмуриться.

— А Хетвар, — продолжал Ингри, — вместо того чтобы меня защитить, пожелал, чтобы я шпионил за Венселом. Камрил посеял у жрецов подозрение насчёт того, что Венсел владеет духом животного; ни храм, ни хранитель печати ещё не знают, насколько больше всего таится в Хорсривере. Я ничего им не рассказал. Не знаю, к чему привело бы разоблачение или долго ли Венселу удастся хранить свои тёмные секреты. Я даже не представляю, насколько я сам опутан этой паутиной. В дополнение ко всему Биаст теперь боится своего шурина и желает, чтобы я охранял Фару, — поморщился Ингри.

— Биаст, может быть, боится не напрасно, — медленно сказала Йяда. — Я определённо не хотела бы, чтобы к моим несчастьям прибавилась смерть ещё кого-то из Стагхорнов.

— Ты не понимаешь. Если меня отправят к Хорсриверу, я больше не буду тебя охранять, тебя передадут другому тюремщику, и возможно, переведут в другое место, куда мне не так легко будет проникнуть… и откуда трудно будет бежать.

Йяда напряглась.

— Я не должна быть… не должна быть ограничена в своих передвижениях, когда всё закончится. Когда будет пора отправляться.

— Когда что закончится?

Йяда беспомощно развела руками.

— Всё это, чем бы оно ни было. Когда бог-охотник загонит ту дичь, на которую охотится. Разве ты не чувствуешь этого, Ингри?

— Чувствую, да. От напряжения меня просто лихорадит, но ясно я ничего не вижу.

— Что затевает Венсел?

Ингри покачал головой.

— Я всё меньше уверен в том, что он что-то затевает, помимо того, что охраняет свои старые секреты. Его разум настолько переполнен, что иногда кажется, что ему трудно сосредоточиться на настоящем. Не то чтобы от этого он становился менее опасным… Чего он на самом деле боится? Ведь убить его, похоже, нельзя. — Казнь не остановит графа, да и из темницы он, если захочет, может исчезнуть — тем же ужасным способом, — как бы его ни охраняли и в какую глубокую камеру ни запрятали бы. Ингри решил, что совсем не хочет, чтобы Венсела заточили.

Губы Йяды дрогнули, когда ей пришла новая озадачивающая мысль:

— И как же на протяжении всех этих столетий происходят похороны графа, если его душа никогда не устремляется к богам?

Ингри задумался: действительно, ведь никакие слухи не ходили… Потом он махнул рукой:

— Он же занимал тело следующего наследника, который обычно и организовывал все обряды. Держу пари: он давно наловчился устраивать всё так, как ему хочется. Ну а если раз-другой ему это не удалось… что ж, некоторые люди ведь превращаются в призраков.

Странность всей этой ситуации вновь завладела воображением Ингри. Каково было Хорсриверу смотреть, как его тело хоронят, снова и снова? Каково было прилюдно скорбеть, зная, что оплакивать следует не отца, а сына?

Йяда кивнула: подобные же размышления заставили её погрустнеть.

— Если бы древним заклятием занялся храм, что смогли бы сделать священнослужители?

— Не уверен… Ничего, мне кажется, если только не при помощи колдовства или чуда.

— Боги уже по колено увязли во всей этой истории — и без особого почтения к храму.

— Похоже на то, — вздохнул Ингри.

— Так что же нам делать?

Ингри потёр болевшую шею.

— Ждать, пожалуй. Пока. Я отправлюсь к Хорсриверу и буду шпионить, но вовсе не только ради Хетвара. Может быть, мне удастся узнать что-то, что прояснит ситуацию, найти недостающий кусочек головоломки.

— Но какой ты подвергнешься опасности! — забеспокоилась Йяда. Ингри только пожал плечами. Девушку такой ответ не устроил: — В твоём молчании мне чудится какая-то ужасная неопределённость.

— Неопределённость? — фыркнул Ингри. — Сегодняшний неласковый денёк едва не заставил меня развалиться на части.

Йяда снова всплеснула руками.

— Пока я тут прохлаждалась в этом доме!

Ингри наклонился к Йяде, мгновение поколебался, всё ещё опасаясь того, что сделал с ним тот первый поцелуй, но всё же приник к губам девушки. Йяда не отстранилась. На этот раз не было внезапного шока, ни для него, ни для неё мир не померк, — но только потому, что теперь их соединяла нерасторжимая связь. Ингри отчётливо её ощущал — словно текущий сквозь них могучий поток. Телесное возбуждение приглушила усталость, а сладость губ Йяды заслонило отчаянное беспокойство. Девушка прижалась к Ингри не из-за вожделения или любви, а в страстном стремлении найти опору — не в его сомнительных дарованиях, а в Ингри целиком, включая волка. Это чудо согрело сердце Ингри.

Йяда немного отодвинулась и откинула волосы со лба Ингри, всё ещё встревоженная, но уже улыбаясь.

— Ты сегодня ел? — практично поинтересовалась она.

— Когда-то давно.

— Ты выглядишь ужасно усталым. Нужно поесть.

— Хетвар тоже так говорил.

— Значит, так оно и есть. — Йяда поднялась. — Я распоряжусь, чтобы на кухне занялись твоим ужином.

Ингри прижал прохладную руку девушки к своему лбу, прежде чем неохотно выпустил её.

На полпути к двери Йяда оглянулась через плечо.

— Ингри…

— М-м? — Ингри поднял голову, которая уже успела опуститься на скрещённые на столе руки.

— Если Венсел в самом деле в каком-то мистическом смысле священный король, а ты в самом деле его наследник… что это для тебя значит?

«Страшную угрозу».

— Ничего хорошего мне это не сулит.

— Ха! — Йяда покачала головой и вышла.