Ингри стиснул зубы. Йяда была прекрасной, любящей, страстной, её коснулся бог — но всё это не означало, что она всегда права.

«Бог не просто коснулся её — он лично даровал ей искупление, совершив ради этого чудо!»

Что же удивляться, что она так пылает! Ингри чувствовал, что может растаять в её сиянии.

Однако искупление коснулось лишь её души, её прегрешения. Тело Йяды, её преступление всё ещё были подвластны миру материи, политике Истхома. Ингри не знал, ради чего призвал его бог, но ведь не для того же, чтобы вместе с Йядой совершить явную глупость.

Ингри сделал глубокий вдох.

— Мне не снился твой сон об Израненном лесе. Я могу полагаться лишь на твоё — хоть и очень живое — его описание. Призраки тают, лишённые пищи, которую раньше получали от своих тел. Почему же с этими такого не произошло? Не думаешь же ты, что они четыре столетия были замурованы в искалеченных деревьях?

Ингри хотел пошутить, но Йяда восприняла его слова совершенно серьёзно.

— Мне так кажется. Что-то в этом роде… Нечто живое поддерживало их в мире материи. Помнишь, Венсел говорил, что Аудар прервал великий обряд?

— Я не доверяю ничему, что говорит Венсел.

Йяда с сомнением взглянула на Ингри.

— Он же твой кузен!

Ингри не мог понять, считает ли она этот аргумент доводом в пользу Венсела или наоборот.

— Я не понимаю Венсела, — продолжала Йяда, — но эти слова показались мне правдивыми — они словно отдались в глубине моей души. Великий обряд, который даровал воинам силу самой земли Вилда, чтобы они смогли победить. — На лице Йяды отразилась тревога. — Но победить им не удалось, верно? И Вилд, который возник снова, был совсем не тем, который они потеряли. Венсел говорит, что новый Вилд — предательство по отношению к прошлому, хотя я не понимаю почему. Древние воины больше не могли выбирать, каким быть миру.

В дверь дома кто-то постучал, заставив Ингри недовольно поморщиться. До него донеслись шаги привратника, потом голоса. Слов Ингри разобрать не мог, но, судя по тону, привратник против чего-то возражал. Ингри раздражённо стиснул зубы — таким несвоевременным было это вмешательство.

«Что ещё?»

Раздался небрежный стук, и дверь тут же распахнулась. Из холла донёсся голос привратника:

— Нет, просвещённый, не смейте туда входить! Лорд-волк приказал…

Просвещённый Льюко решительно вошёл в комнату и закрыл за собой дверь; испуганных причитаний привратника не стало слышно. Жрец был в той же одежде, в которой Ингри видел его утром, — в белой мантии своего ордена, более новой и чистой, чем накануне в рабочей комнате, но по-прежнему лишённой всяких знаков ранга. Скромный и незаметный человечек, в суете Храмового города наверняка почти невидимый… Нельзя было бы утверждать, что Льюко запыхался, но лицо его горело, как если бы жрецу пришлось быстро идти под лучами полуденного солнца. Жрец остановился, чтобы поправить мантию и отдышаться, не отводя от Ингри и Йяды пронзительного тревожного взгляда.

— Я всего лишь второстепенный святой, — наконец сказал он, осеняя себя знаком Пятёрки и задерживая руку на сердце, — но ошибиться в том, что произошло, было невозможно.

Ингри облизнул губы.

— Вам известно, сколько ещё людей видели… то, что видели вы?

— Насколько я знаю, из наделённых Взглядом присутствовал только я. — Льюко склонил голову набок. — Вы имеете иные сведения?

«Венсел».

Если появление бога было замечено Льюко, Венсел, как казалось Ингри, тоже не мог остаться в неведении.

— Я не уверен…

Льюко с подозрением сморщил нос.

— Ингри… — нерешительно вмешалась в разговор Йяда.

— Ох… — Ингри вскочил на ноги, чтобы представить священнослужителя Йяде, благодарный за ту передышку, которую дали ему эти формальности. — Леди Йяда, это просвещённый Льюко. Я каждому из вас рассказывал… о другом. Не угодно ли сесть, просвещённый? — Он придвинул третье кресло. — Мы вас ждали.

— А вот о вас я не могу сказать, чтобы вы вели себя ожидаемо, — ответил Льюко, со вздохом опускаясь в кресло и вытирая с лица пот. — Напротив, с каждым часом вы ведёте себя всё более неожиданно.

Уголки губ Ингри дрогнули в ответ на замечание жреца. Он вновь уселся рядом с Йядой.

— Для меня самого тоже. Я не знал… Я не собирался… Но что именно вы видели? Со своей стороны? — Ингри, конечно, не имел в виду сторону зала и по выражению лица Льюко понял, что пояснять это не нужно.

Льюко глубоко втянул воздух.

— Когда животных в первый раз подвели к катафалку принца, я испугался, что результат окажется неясным. Мы всегда стараемся избегать подобных ситуаций: они очень огорчают родственников. А в данном случае вообще могла произойти катастрофа… Грумы обычно получают указания поощрить действия своих животных — чтобы не возникло сомнений. Подчёркиваю: поощрить, а не подделать или скрыть. Боюсь, что подобная политика навела некоторых аколитов на неподобающие мысли, что и закончилось вчерашним жульничеством. Мы провели расследование, и все ордена выразили возмущение, когда выяснилось, что это не единственный случай — некоторые наши служители и раньше не могли устоять перед посулами и взятками. Подобные преступления, оставшись безнаказанными, оказываются привлекательными для слабых душ.

— Разве они не боялись гнева своих богов? — спросила Йяда.

— Даже гнев богов нуждается в помощи человека, чтобы проявить себя. — Льюко со значением посмотрел на Ингри. — Если уж говорить о гневе богов, то ваши действия позавчера оказались замечательно эффективными, лорд Ингри. Я ещё никогда не видел, чтобы преступление было раскрыто, а виновник покаялся настолько быстро.

— Счастлив был услужить, — проворчал Ингри и, поколебавшись, добавил: — Сегодня утром это случилось во второй раз. Я за три дня повстречал двух богов. Случай с белым медведем теперь выглядит как прелюдия — тогда, в этом страшном звере, себя явил ваш бог.

— Так это и должно было быть — чтобы во время похорон случилось чудо.

— У меня в голове, когда я стоял перед медведем, прозвучал голос…

Льюко напрягся.

— Что он сказал? Вы можете вспомнить точно?

— Едва ли я мог бы забыть! «Как я посмотрю, у зверёныша Брата шкурка стала погуще. Это хорошо. Пожалуйста, продолжайте…» И ещё он смеялся, — раздражённо сказал Ингри. — Это не очень мне тогда помогло. — Немного успокоившись, Ингри добавил: — Голос меня испугал. Теперь я думаю, что испугался тогда недостаточно.

Льюко откинулся в кресле и надул губы.

— Как вы думаете, это ваш бог вселился в медведя? — настойчиво спросил его Ингри.

— О, — махнул рукой Льюко, — без сомнения. Знаки священного присутствия Бастарда те, кто его знает, узнают безошибочно. Вопли, неразбериха, люди, бегающие кругами, — единственно, чего не хватало, так это пожара, и я даже на минуту подумал, что вы и это обеспечите. — Льюко сочувственно кивнул Ингри. — Ожоги, которые получил аколит, через несколько дней заживут. Он не смеет жаловаться на то, насколько суровым было наказание.