за деньги.

— Надеюсь.

— Почему? Что…

«Что ты увидел? Что ты знаешь?»

Умегат поднял глаза на своего собеседника и вздохнул.

— Дух Дондо захвачен демоном смерти, но богу он не передан. Это нам известно. Я полагаю, что демон смерти не может вернуться к своему господину, поскольку ему помешали забрать вторую, уравновешивающую душу.

Кэсерил облизнул губы и настороженно спросил:

— Как это — помешали?

— Думаю, что в тот момент, когда демон собирался это сделать, он был пленён — схвачен, связан, если вам угодно — другим таинством, происходившим одновременно с первым. Судя по разнообразным цветовым вспышкам в вашей ауре, здесь прослеживается влияние святой милосердной руки леди Весны. Если я прав, служители храма могут спокойно ложиться почивать, так как дух Дондо здесь не остался. Он привязан к демону смерти, а тот, в свою очередь, — ко второй душе, которая неразрывно связана с принадлежащим ей живым телом. — Палец Умегата указал на Кэсерила. — Он здесь.

Челюсть Кэсерила отвисла. Он уставился вниз, на свой болезненный вздувшийся живот, потом перевёл глаза на святого… тот был сам поражён своим открытием. Кэсерил вспомнил не отстававших от него теперь воронов Фонсы. Яростный протест вскипел в душе, но с уст не сорвался, будучи остановлен видом сияющей светлой ауры Умегата.

— Но я вчера не молился Дочери!

— Значит, это делал кто-то другой.

«Исель».

— Принцесса говорит, что молилась. Вы видели её такой, какой увидел сегодня я? — Кэсерил произвёл странные, неописуемые движения руками, не в силах выразить словами то, что видел вокруг Исель. — Это то, что вы видите во мне? Исель видит меня так же, как и я её?

— Она говорила что-нибудь об этом?

— Нет. Но я тоже ничего не сказал.

Умегат снова посмотрел на него.

— Когда вы были на архипелаге, доводилось ли вам видеть ночное море, которого коснулась Мать? Когда в кильватере корабля, в разбегающихся волнах рождается зелёное сияние?

— Да.

— То, что вы видели вокруг Исель, — это в некотором роде кильватер. След прохождения Дочери, шлейф духов в воздухе. То, что я вижу у вас, — не след, а Присутствие. Благословение. Куда более интенсивное. Ваша корона потихоньку меркнет — священные животные уже не будут так очарованы вами через пару дней, — но в центре я вижу плотное сине-сапфировое ядро, внутрь которого мой внутренний взор проникнуть не может. Думаю, это то самое место заточения. — Он сложил ладони, словно держа в них живую ящерку или ещё какую-то мелкую зверюшку.

Кэсерил проглотил слюну и переспросил:

— Так, значит, богиня превратила мой живот в небольшой филиал ада? Один демон, одна грешная душа; они заперты вместе, как две змеи в бутылке.

Он прижал к животу руки с согнутыми напряжёнными пальцами, как будто собираясь вырвать свои внутренности.

— И вы называете это благословением?

Глаза Умегата смотрели серьёзно, а брови сочувственно приподнялись.

— Что такое благословение, как не проклятие, если посмотреть на него с иной точки зрения. Если это хоть как-то вас утешит, мне кажется, душа Дондо ди Джиронала куда менее счастлива вследствие подобного стечения обстоятельств. — После небольшой паузы он добавил: — Однако не могу представить, что это доставляет удовольствие и демону.

Кэсерил чуть не свалился со стула.

— Пятеро богов! Как мне избавиться от этого… этого… этого кошмара?!

Умегат поднял руку, успокаивая его.

— Я посоветовал бы вам… не слишком беспокоиться и нервничать насчёт этого. Последствия могут быть самыми плачевными.

— Плачевными? Как может что-нибудь быть более плачевным, чем этот ужас?

— Э-э… — Умегат откинулся назад и сложил ладони вместе. — Самый простой путь снять… э-э… благословение — это ваша смерть. Тогда ваша душа освободится от материального тела, и демон сможет улететь к Бастарду с обеими душами.

Холодная волна окатила Кэсерила, когда он вспомнил, что едва не упал с крыши прошлой ночью из-за спазмов в животе. Убежище от пьяного страха он нашёл в спокойной иронии. И сказал, вздохнув:

— О, замечательно. А вы не можете предложить иной способ лечения, доктор?

Губы Умегата скривились, он задумчиво пошевелил пальцами.

— С другой стороны, пропадёт ли благословение, если леди уберёт свою руку? — Он раскрыл руки, словно выпуская птицу. — Тогда, наверное, демон немедленно закончит своё дело. У него нет выбора — демоны не обладают свободной волей. Вы не можете спорить или убеждать его. С ними вообще бесполезно разговаривать.

— Вы хотите сказать, что я могу умереть в любой момент?

— Да. Это как-то отличается от вашей вчерашней жизни? — Умегат склонил голову набок.

Кэсерил фыркнул. И раньше было довольно неуютно, но всё же не так, как сейчас. Похоже, Умегат — весьма смышлёный святой. Этого Кэсерил никак не ожидал. Встречался ли он со святыми раньше?

«Откуда мне знать? Я же столько времени не замечал и этого человека».

В голосе Умегата появилось любопытство учёного:

— На самом деле это могло бы ответить на вопрос, который мучает меня многие годы: в подчинении у Бастарда целый отряд или всего один демон? Если все случаи смертельной магии в мире прекратятся на то время, что демон заключён внутри вас, то это будет доказательством уникальности этой священной силы.

Резкий смех сорвался с губ Кэсерила.

— Хоть чем-то послужу на благо кинтарианской теологии! О господи, Умегат… что же мне делать? У меня в семье никогда не было ни безумцев, ни осенённых благодатью. Я не гожусь для такого. Я не святой!

Умегат раскрыл было рот, потом снова закрыл. И сказал наконец:

— Человек ко всему привыкает. Сноровка приходит с опытом. Поначалу я тоже был не очень счастлив, но потом втянулся. На сегодняшний день я бы лично посоветовал вам напиться и лечь спать.

— Чтобы проснуться завтра мучимым и демоном, и похмельем? — Хотя Кэсерил представить не мог, что ему вообще удастся лечь и уснуть при таких обстоятельствах.

— Ну, мне это когда-то помогло. Похмелье — недорогая цена за то, чтобы оказаться обездвиженным на какое-то время и не натворить глупостей. — Умегат отвёл взгляд. — Боги не совершают чудес ради нас, они действуют, исходя из своих целей и желаний. Если кто-то становится их инструментом, на это есть высшие причины, а вы — инструмент. И довольно ценный.

Пока Кэсерил безуспешно пытался разобраться, Умегат вновь налил вина в его чашку. Кэсерил уже не сопротивлялся.

Через час или немногим позже два грума направляли его нетвёрдые шаги по мокрым булыжникам двора, потом по лестнице — в его спальню, где и уложили совершенно безвольное тело в кровать. Кэсерил не помнил точно, когда именно ему удалось улизнуть из плена своего изнемогшего сознания, но никогда он ещё не был так рад сделать это.