сегодня.

– Ерунда! – проговорил Андрей.

– Что ерунда?

– Пейпер здесь ни при чем. Вчера он пришел в девять вечера и ушел около двенадцати. Все время играл. И сообщение письменное мне передал. Это дело рук Дункеля. Вот же паразит! А как же с Наперстком?

Я рассказал.

– Молодец, правильно. Но почему так поздно, почему не сейчас?

– Я должен предупредить Костю или его сестру.

– Так. А тебе надо быть в управе?

– Совершенно верно.

– Я сам предупрежу. Иди. А это что? – спросил он, заметив сверток в моей руке.

– Рация.

– Сумасшедший, – тихо проговорил Андрей.

– Другого выхода нет. – Я протянул сверток другу: – Спрячь пока!

– Ваши расчеты строились на песке, – заметил Демьян и прикурил свою самокрутку от самокрутки Андрея. – Дункель и не собирался снова идти к доктору за машинкой. У него свой план. Возможно, он заранее договорился с Пейпером, подстроил вызов Аристократа.

– Исключено! – твердо ответил Андрей и пояснил: – Тот вечер Пейпер провел в бильярдной. Кроме того, исчезновение доктора для Пейпера такая же загадка, как и для нас.

– Вы ему верите? – поинтересовался Демьян.

– Вполне. А что?

– Ничего. Очень хорошо, когда человек верит другому и не боится признаться в этом.

Последовало длительное молчание. Демьян способен был не только делать ОВ – очередное втирание, но и честно одобрять то, что считал правильным.

Андрей хмурился и без нужды дул на свою цигарку.

Наперсток стояла, опершись плечом о дверной косяк. Все это время она пребывала в состоянии какой-то тупой летаргии. Несчастье, постигшее нас, особенно остро коснулось ее отзывчивого сердца.

Да, Карла Фридриховича нам больше никогда не увидеть. Тяжко, но факт. И никто из нас – ни Демьян, ни Андрей, ни я, ни Наперсток – не ведает, какой срок жизни каждому определила судьба. Так всегда во время войны, особенно в подполье. Как хорошо начался новый год: сгорел состав с горючим, взлетел на воздух городской радиовещательный узел, разорвался на части со своими двумя приспешниками начальник местной полиции Пухов, укоротилась жизнь предателя Коркина, которого через меня допрашивал и вербовал штурмбаннфюрер Земельбауэр. Достигла Коркина рука Клеща – Трофима Герасимовича Пароконного.

Это успех. Это удача. А вот Карла Фридриховича мы потеряли. По чьей же вине?

Даже ответить трудно на этот вопрос.

– Может статься, с доктором уже расправились, – заметил Демьян.

Наперсток всхлипнула и с дрожью в голосе произнесла:

– У меня, как и у всех, одна жизнь. Но ради Карла Фридриховича я бы рассталась с ней без колебаний. Какой человек!

Девушку никто не поддержал.

– А что сейчас в его доме? – осведомился Демьян.

Я сказал. Лишь позавчера там начались работы по переоборудованию. Вся обстановка, медицинское оборудование и инструменты вывезены управой. В доме доктора разместится городской радиоузел, лишившийся в новогоднюю ночь своего помещения.

– Я смотрю так, – рассудил Демьян. – Если бы доктора забрало гестапо, то наверняка дом заняли бы на следующий же день. А ведь прошло столько времени.

– Тут ясно. Это дело рук Дункеля, – сказал Андрей.

– Так ищите же его, – повысил голос Демьян. – Пусть все ищут. Дайте задание Угрюмому, Челноку, Клещу, Косте. Всем старшим групп. С Солдатом я переговорю сам.

Я счел нужным сказать, что уже предпринял кое-какие шаги – просмотрел списки управы, но фамилию Помазина не обнаружил.

Демьян фыркнул:

– Зачем же быть наивным? Зачем ориентироваться на фамилию? Каждого человека характеризует множество мелочей, мельчайших черт. Эти черты могут его выдать. Походка, взгляд, голос, манера курить, смеяться. Ведь говорил же кто-то, что Дункель имеет привычку с поводом и без него ковырять в зубах?

Да, говорил!

– Его знают в лицо Пейпер и Наперсток, – вставил я.

– Наперсток не в счет, – решительно отверг Демьян. – На нее и ориентироваться не следует.