сокрушаться до конца своих дней. Он не выбирал дороги, безразличный к тому, что может случайно наступить на мину. Нижние ветви деревьев стегали его по лицу, но он, сжав зубы, сносил эти пощечины, от которых к щекам приливала кровь. Он бежал очень быстро, несмотря на усталость после бессонной ночи, сердце его бешено колотилось, словно собиралось выскочить из груди. О, как хотел Жюльен, чтобы земля его поглотила, дав ему наконец покой. Он предпочел бы ничего не видеть и не слышать, стать бесчувственным, словно придорожные камни. И вдруг, когда между стволами замелькали зеркальные осколки моря, в голову ему пришла безумная мысль: дальше он помчится с закрытыми глазами, вслепую, пока не истечет минута, и тем хуже, если за это время он достигнет края утеса. Расстояние может оказаться слишком коротким, тогда он рухнет на скалы, и прибой унесет его тело в открытое море. Клер часы напролет будет звать его, но никогда не найдет. Ничего другого она и не заслуживает. Что ж, пусть хоть мать освободится от него, отделается… пусть сожительствует с мужчинами, с кем пожелает. С Этансоном и не только с ним — с батраками, конюхами, нотариусом Одонье, всеми! Он уже ничего не увидит, и ему не будет за нее стыдно.
Зажмурившись и не различая перед собой ничего, кроме красной пульсирующей пелены, в которую воедино слились солнце и бурлящая в жилах кровь, он бросился вперед. Шестьдесят секунд отделяли Жюльена от пропасти, и если он не упадет в бездну, значит, смерть его отвергнет и придется смириться и жить дальше.
Задыхаясь, мальчик принялся считать, непроизвольно сжав кулаки. Он спотыкался, увязая по щиколотку в ямках и обжигая икры колючками, но продолжать бежать. Сорок пять… сорок шесть… сорок семь…
Много ли осталось? Сквозь сжатые веки ему показалось, что пелена перед глазами посветлела, а запах водорослей усилился.
Что с ним будет, когда из-под ног уйдет почва? Возникнет ли ощущение полета, не воспарит ли он ввысь, как чайка? Может, повинуясь нелепому инстинкту, широко раскинет руки? Или просто свалится, воя от ужаса и хватая пустоту, в надежде за что-нибудь уцепиться?
Пронзительные крики альбатросов означали, что лес остался позади, трава под ногами уступила место камням. Пятьдесят восемь… пятьдесят девять…
Вдруг он споткнулся о камень, потерял равновесие, и ему показалось, что он падает в пропасть. Из груди мальчика вырвался крик. Почувствовав удар, долю секунды Жюльен думал, что уже умер, но, открыв глаза, понял, что упал на живот в полуметре от места, где берег круто уходил вниз. Сделай он еще шаг…
Обе руки были расцарапаны в кровь, но физических страданий мальчик не испытывал — только беспредельное, черное отчаяние.
У него не было сил подняться с земли, будто тело его распалось на разрозненные, бессмысленные части. Над головой, издавая отвратительно резкие звуки, носились обезумевшие чайки. Море, прошитое серебряными нитями солнца, нестерпимо слепило глаза. Он впился ногтями в ладони.
— Пусть капрал умрет! — закричал мальчик, не зная точно, к кому обращается. — Этансон должен умереть!
Потом сжался в комочек и разрыдался. Он плакал так долго, что в конце концов совсем обессилел и задремал. Придя в себя, Жюльен обнаружил, что колени тоже кровоточат и что от страха он обмочился. Волосы и щеки посеребрила известняковая пыль. Ему захотелось поскорее вымыться, и он спустился по скалистой тропинке, которая вела к обломкам «Разбойницы».
Там мальчик разделся, разложил одежду на камнях и вошел в воду. Был прилив, и через несколько шагов волна накрыла его с головой. Он стал задыхаться, попавшая на раны морская соль усиливала страдания. Он подумал, что есть еще один способ расстаться с жизнью — утонуть. Представить, что идешь к линии горизонта… но море вызывало страх. Нет, такая смерть его не привлекала. Когда вокруг его ног обвились водоросли, Жюльен поскорее отступил назад — ему почудилось, будто чьи-то невидимые руки увлекают его на глубину. Лязгая зубами, он выбрался из скользкого плена. Ветер показался ему ледяным, и он поспешил одеться. С тяжелым чувством принялся мальчик карабкаться по крутому склону. В голове звенело, тело повиновалось с трудом, из расцарапанных локтей и коленей на землю стекала кровь.
Как расценить случившееся? Повезло ему, или судьба вновь сыграла с ним злую шутку?
Этансон продолжал прослушивать землю, а мать работала в саду. Жюльен незаметно пробрался в дом, обработал раны и перебинтовал руки и ноги, сравнивая себя со всадником, которого лошадь сбросила и долго волокла за собой в придорожной пыли.
Поскольку взрослые не обращали на него ни малейшего внимания, мальчик поднялся в детскую и улегся на матрас. Никогда он не чувствовал себя таким одиноким.
Пьер Этансон погиб на следующий день. Когда Жюльен и мать вместе лущили горох, за окном раздался взрыв. Они тут же вскочили на ноги, Клер громко закричала.
Даже не взрыв — просто хлопок, не громче выстрела. В едином порыве они бросились к окну, но сначала ничего не увидели, кроме голубоватого дымка, который уже начинал разгонять ветер. В земле, похожая на кратер, зияла воронка, откуда поднимался дым, словно посреди поля вдруг расцвел вулкан. Мать встала и с невидящими глазами обошла вокруг стола. Жюльен заметил, что она так и не выпустила из рук стручок. Клер спустилась с крыльца, именно спустилась, а не сбежала, двигаясь со странной медлительностью, и мальчик последовал за ней. Казалось, они никуда не спешат. Ему почти сразу пришлось закрыть лицо руками — от едкого дыма защипало глаза.
У края поля, где начиналась разминированная территория, Клер остановилась. Над «вулканом» еще вились синеватые струйки. Рядом лежало нечто, напоминающее человеческое тело со скрещенными на груди руками. Металлоискатель, пресловутая «сковородка», был отброшен метров на двадцать, теперь он напоминал закрученный штопором железный стержень, явно ни на что не годный.
— Оставайся здесь, — строго произнесла мать.
— Нет, — возразил Жюльен. — Я тоже пойду.
Клер сначала заколебалась, потом сдалась. Она не плакала, казалась не встревоженной, а как бы слегка удивленной. Жюльен предположил, что она еще не осознает, что произошло минуту назад, и разразится рыданиями, как только окажется возле Этансона.
Осторожно, держась за руки и стараясь как можно меньше давить на почву, мать и сын пошли вперед. Этансон лежал на земле с открытыми глазами и ртом, одежда его казалась вымазанной в гудроне. Руки у капрала были черные, обугленные, словно он ненароком погрузил их по локоть в пламя, доставая раскаленный котелок. Крови они не увидели, но на рубашке заметили несколько дырок, там, где в грудь вонзились осколки.
— Может, он только ранен? — прошептал Жюльен.
— Не говори глупости, — сказала мать, — ты же видишь, он мертв.
На лице Этансона застыло выражение напряженного внимания, и только — страдание не исказило его черты. Мать опустилась на колени и тронула капрала за плечо. Плащ его был весь в саже.
— Что же случилось? — спросил Жюльен, просто чтобы не молчать.
— Неосторожность, — вздохнула Клер. — Уж слишком верил он в свой прибор… или попался снаряд, который миноискатель не обнаружил.
— Рубанок говорил о деревянных минах, — вспомнил мальчик.
— Да, видно, так оно и было, — пришла к выводу мать.
— Зря я его не предупредил, — пробормотал Жюльен.
— Вот еще! — подняла брови женщина. — Мальчишка должен обучать сапера его ремеслу? Пореже бы прикладывался к стакану перед работой!
Мать огляделась, и ему показалось, что она приняла какое-то решение.
— Нельзя рисковать, — заявила она, — возможно, остались еще снаряды, которые он не вытащил… Пошли!
— Но мы не можем его бросить, — запротестовал Жюльен. Клер поморщилась, наклонилась и взяла труп под мышки.
— Ну-ка, помоги, — приказала она. — Он очень тяжелый.
Жюльен повиновался. Пятясь, они вышли с поля, стараясь идти по прежним следам. Взор черного, как угольщик, Пьера Этансона был по-прежнему устремлен в небо. Растерянность убила в Жюльене чувство страха. Он не мог до конца поверить… А мать, мать вела себя так, словно ее ничто не связывало с
