Изабеллой. Легкая улыбка коснулась губ.

– Прошлой ночью ты не говорила со мной столь сурово.

Изабелла резко повернулась, не дойдя до высокого зарешеченного окна в западной стене опочивальни. Сверкающими глазами посмотрела на любовника:

– Почему его не нашли?

– Не беспокойся по поводу Лэра де Фонтена, – голос Рауля звучал утешающе. Он был крупным, сильным мужчиной, но не выше Изабеллы. Светлые волосы его любовницы, такие же, как у ее отца, резко контрастировали с черной шевелюрой де Конше. В чем-то он походил на жгучего брюнета-испанца. Темные волосы падали на плечи густыми волнами, а борода казалась иссиня-черной.

Изабелла сложила руки на груди. Ее бархатное платье изумрудного цвета, отороченное горностаем, сверкало в сумерках при каждом движении. Сентябрьский вечер принес в комнату прохладу.

– Должно быть, его предупредили.

– И кто же? – в голосе Рауля прозвучала насмешка. Только несколько самых доверенных слуг знали об арестах. – Ты зря волнуешься, – он подошел к Изабелле. Руки скользнули по затянутой в бархат талии. – Меня больше беспокоит, что пытки де Ногаре могут открыть правду.

– Правду? Да. Ту, которую я хочу, – светлые глаза Изабеллы встретили взгляд Рауля. – Мессир де Ногаре не должен подвести меня.

– Тогда нечего бояться, – он усмехнулся, иссиня-черная борода коснулась щеки Изабеллы.

– Но есть еще Лэр де Фонтен… Рауль поднял голову, тяжело вздохнул.

– Мои слуги пустились на поиски. Его найдут. Это дело времени. Слуги в доме де Фонтена сообщили, что он уехал рано утром. Может быть, Лэр просто отправился на поиски развлечений – поиграть в карты или к дамам легкого поведения? В любом случае, далеко уйти он не мог.

Изабелла молчала, хмуро глядя через окно в темноту огромного двора. Нет, вряд ли она сможет спать спокойно, если этот офицер стражи отца не попадет в руки инквизитора де Ногаре.

Несколькими часами ранее, задолго до того, как начался скандал, Лэр де Фонтен вышел из своих апартаментов во дворце Сите и отправился заказать пару сапог. Позднее он намеревался посетить свою сестру. Короткий визит, так как вечером договорился о встрече с товарищами по службе, братьями д'Олни. Все трое, добрые друзья, решили отпраздновать возвращение Лэра в Париж.

Выезжая из дворца, Лэр наслаждался красотой ясного сентябрьского утра. В лучах утреннего солнца шпили башен Собора Парижской богоматери отливали золотом, и остров Сите мерцал как алмаз, венчающий сверкающую реку. Под лазурным небом Пти Пон[1] вибрировал от разнообразных звуков.

Он был запружен толпой, привлеченной многочисленными лавками. Со своими остроконечными башенками и куполами торговых палаток мост напоминал городской бульвар, переброшенный через реку. На всем его протяжении крики торговцев вином, продавцов пирогов и жалобы нищих перемежались со стуком кузнечных молотов, непрерывным шумом шагов и скрежетом колес.

В Париж Лэр возвратился только накануне, вырвавшись из тихой монотонной жизни в Понтуазе, любимом дворце короля, где служил комендантом. Королевская охота была единственным развлечением тамошней жизни. Временами казалось, что короля больше ничего не интересует, кроме охоты. Отряд ловчих всегда был наготове.

Служба была легкой, и Лэр вел спокойную, даже скучную жизнь. Вначале ему недоставало дворцовой суеты. А теперь он понял, что за месяцы уединения полюбил тишину, толпы людей и суматоха Парижа раздражали.

Куда ни пойди, на север, на юг – дорога забита людьми и экипажами. За те три месяца, что Лэр де Фонтен отсутствовал, движение на обоих городских мостах увеличилось до предела.

Зажатый в центре толпы, словно в ловушке, он чувствовал себя на поле боя. И в самом деле, улицы и мосты Парижа напоминали поле сражения, когда погонщики мулов и возчики, окруженные лающими собаками, пробивали себе, путь сквозь толпу. Высокий гнедой жеребец по кличке Ронс был оглушен окружающим грохотом и, понукаемый хозяином, медленно продвигался вперед, прижимая уши к голове и вздрагивая. Ронс был гордым задирой и всегда отвечал ударом на удар. Он нередко задевал других лошадей и прославился тем, что реагировал зубами или могучим ударом копыта на любую обиду, реальную или воображаемую.

Возможно, если бы Лэр не был столь погружен в свои мысли, то крепче держал бы поводья. Или, во всяком случае, заметил бы, что с повозки упали ковры, свернутые в рулон.

Дорога впереди была запружена мулами, всадниками и пешеходами, он не услышал проклятий торговца коврами, который так резко дернул поводья, останавливая своих мулов, что повозка опрокинулась, совершенно преградив путь. На развернувшийся рулон ковров налетела повозка с мусором.

Торговец коврами, толстый, неопрятный мужчина с красным носом, зарычал от ярости и набросился на мусорщика с кулаками. Впереди и позади дерущихся назревала настоящая катастрофа. Повозки раскачивались, сталкиваясь друг с другом, мелькали кулаки, быки ревели, лошади фыркали и пятились.

Лэр впервые осознал опасность, когда три всадника впереди, ростовщики, судя по их пышной одежде, внезапно начали подпрыгивать в седлах и натягивать поводья бьющих копытами лошадей. Одна лошадь подалась в сторону и задела Ронса. Прежде, чем Лэр успел что-либо предпринять, жеребец оскалил зубы и вонзил их в круп лошади, нанесшей оскорбление.

Испуганное животное рванулось вперед, сбивая с ног пешеходов и сбросив седока, изрыгающего вопли и проклятия. Тот упал прямо на прилавок ювелира. С большим трудом два других ростовщика спешились и побежали спасать своего товарища из цепких рук разгневанного мастера.

Лэр натянул поводья, пытаясь усмирить разъяренного жеребца. Он обожал своего коня, несмотря на то, что за прошедшие годы животное доставило ему немало неприятностей. Через мгновение Лэр привстал на стременах, чтобы обозреть все происходящее.

Все было гораздо хуже, чем он предполагал. Впереди, среди сбившихся повозок, начался настоящий