— Вот черт, — сказал я.
Бекки показала глазами на Элиота.
— Мне надо извиниться перед доктором, — добавил я.
Дженет не успела покинуть зал. Я подбодрил ее парой фраз и похлопал по руке. Репортеры, ожидавшие сенсаций, быстро ретировались, услышав мои нарочито громкие разглагольствования: «Этот парень еще пожалеет, что взбудоражил наш округ, клянусь!» И мы двинулись к выходу. Бекки, доктор и я.
— Прости, — сказал я Дженет на лестнице. — Я был обязан первым спросить тебя насчет медицинского заключения. Мне следовало получше тебя подготовить к его нападкам.
— Эй, — просто ответила она. — Я же говорила тебе, что это для меня не в новинку. Я и не ждала, что легко отделаюсь.
— Ну и хорошо. Легко сейчас говорить о перекрестном допросе, но я видел, как ее бросало в пот во время суда. Я обнял ее, и она дотронулась до моей руки. Мимолетно. Поднимаясь по лестнице, мы были игроками одной команды.
Войдя в кабинет, я обратился к Бекки.
— Он что-то пронюхал. — Я говорил об Элиоте. Бекки не надо было отвечать. — Но что? — добавил я.
— Что он может вызнать? — переспросила Бекки.
— О чем вы? — не поняла Дженет.
— Томми однажды отступился от своего рассказа в моем присутствии, — сказал я, — кому еще он мог открыться?
Бекки пожала плечами.
— Может, родителям? Учителю или кому-то в интернате?
Я обратился к Дженет:
— Томми никогда не говорил тебе, что его обидчик кто-то другой, не Остин?
Дженет покачала головой.
— Клянусь, — улыбнулась она довольно иронично.
— Он блефует, — предположила Бекки. — Он стремится зародить у присяжных подозрения.
— Возможно, — сказал я. — Но это слабое утешение.
Элиот мастерски владел этой тактикой, в наших кругах подобное приветствовалось: посеять сомнение в показаниях свидетеля, но я бы очень удивился, если бы Элиот не имел на руках хотя бы каких-то доказательств. Он ведь об этом намекнул, когда убеждал меня, что Остин не виновен. Он был не промах.
— Нам ничего не остается, как только ждать, — покорно вздохнула Бекки, но ее хитрющая физиономия выражала совсем иное.
Она явно сейчас ринется за доказательствами. Я думаю, Бекки, будучи прекрасным юристом, блестящим прокурором, сожалела о своей неприметной роли на этом процессе. Но я не мог выпустить нити обвинения из своих рук. От этого дела зависела моя судьба.
— Как держался Томми? — спросила Дженет, она появилась в зале только в момент дачи показаний.
— Сносно. — Я не стал распространяться.
Бекки возразила мне.
— Чего уж там! Он так нерешительно прошел к месту свидетеля, что я решила: толку не будет.
— Ты тоже так подумала? — с облегчением сказал я, а Дженет спросила:
— В каком смысле?
— Марк переломил ситуацию, — восхищенно произнесла моя помощница. — Он заставил Томми вновь прочувствовать случившееся, мальчик вспомнил свой страх двухлетней давности и поэтому не скомкал свои показания. Он поначалу говорил, как сторонний свидетель, но потом разрыдался, и все увидели в нем несчастного маленького мальчика.
Дженет с сомнением выслушала Бекки.
— Надеюсь, это не выглядело нарочито, — сказал я.
— Я поверила ему, — убедила меня Бекки.
— Трудно сказать, как оценили показания Томми присяжные. Иногда в своих вердиктах они опирались на такие несуразные детали, о которых мы и понятия не имели.
— Мы не намеревались вызывать вас сегодня, — сказала Бекки Дженет. — Потребовалось объяснить долгое молчание Томми. Элиот сегодня постарался! — Бекки повернулась ко мне. — Ты ведь не предполагал, что доктор Маклэрен станет гвоздем программы?
Обе леди посмотрели на меня, как будто ожидая от меня пророчеств.
— Да, — подтвердил я. — Дженет была крепкой поддержкой Томми. Позволь доктор Маклэрен сбить себя с толку, Томми остался бы в одиночестве.
— Но он не стал слушать Томми, — сказала Бекки.
Да, Элиот ловко увернулся от капкана, который я ему расставил. Старый лис учуял подвох.
Дженет удивленно перевела взгляд с Бекки на меня. Затем она обратилась ко мне.
— Я тебе сегодня еще понадоблюсь, как ты думаешь? Мы могли бы пойти перекусить…
Бекки уставилась на нас.
— Я тебе позвоню, — сказал я Дженет. — Мне надо кое-куда заглянуть.
Я оставил их в недоумении.
Было поздновато для визита, но удивленные хозяева впустили меня. Они накинулись на меня с вопросами, чтобы избежать пресс-конференции. Я поспешил через элегантную прихожую в гостиную, выдержанную в белых тонах.
— Можно? — спросил я, они не препятствовали.
Миссис Олгрен взяла мужа за руку, он взглянул на нее удивленно, а я направился в комнату Томми.
Сквозь жалюзи от окна с кровати пробивалась прерывистая полоска света. Даже в темноте я понял, что Томми не спит. Он ждал меня. Я остановился посреди комнаты.
— Я пришел, чтобы сказать, ты держался сегодня молодцом.
Я видел в полумраке, как он замотал головой в знак несогласия.
— Нет, правда, — сказал я. Я нащупал спинку стула, что стоял у стола, и присел рядом с узкой кроватью, на которой сжался в комок Томми. Казалось, под одеялом лежит нечто бесформенное. Похоже, я не мог его переубедить.
— Простите, — прошептал он.
— Тебе не за что извиняться.
— Я не хотел… — сказал Томми.
— Это не твоя вина, — успокоил его я.
Поверх одеяла белела его рука, я прикрыл ее своей ладонью. Он вздрогнул.
— Это Остин попросил тебя?
Томми кивнул.
— Он звонил мне.
— Когда с тобой был мой сотрудник?
Он снова кивнул.
— Я обманул его, сказал, что звонил приятель.
Остин сумел с помощью самого Томми подобраться к нему.
— Не волнуйся, — подбодрил я.
Голос Томми прерывался.
— Он сказал мне, что его бросят в тюрьму и как ему там будет плохо.
— Остин заслужил наказание. Ты был слишком мал, Томми, ты не виноват. Он занимался этим давно. Пострадали другие дети. Мы должны остановить его.
Томми молчал. Сколько времени мальчик лежал в темноте, ожидая моего прихода, и сколько еще
