— Как он объяснил, что не хочет их впускать?
— Просто нам одним было хорошо.
— Вы остались дома?
— Уолдо все говорил, что слишком жарко, чтобы что-то делать во дворе.
— Было жарко?
— Пожалуй.
— Ты помнишь, что на тебе было надето?
— Шорты, по-моему, и майка. В общем, то, что я всегда надеваю после школы.
— Где были твои родители, Томми?
— Они еще не пришли с работы к тому времени.
— Но ты был дома.
— Обычно я оставался на продленку после школы, но иногда, два раза в неделю, приходила няня, которая присматривала за мной, пока папа и мама не придут с работы.
— Но она отпускала тебя играть на улицу?
— Да.
Родители Томми сидели в зале. Я не повернулся, чтобы посмотреть, как они отреагировали, и Томми не обернулся назад. Возможно, среди публики были родители, которые почувствовали себя виноватыми, может быть, даже среди присяжных.
— В чем был Уолдо? — спросил я.
— Он был… это было похоже на костюм, но без пиджака и галстука.
— Вы куда-нибудь выходили в тот день?
— Через некоторое время Уолдо сказал: «Я знаю, что мы будем делать» — и вскочил, но не сказал мне что. Он пошел в другую комнату и переоделся.
— Ты пошел с ним?
— Нет, но он был в соседней комнате и оставил дверь открытой.
Томми выглядел смущенным.
— Что он надел?
— Шорты и рубашку.
— И что было дальше?
— Мы сели в машину и поехали. Уолдо знал другой дом, не очень далеко, с бассейном.
— Там был кто-то еще?
— Нет. На доме висела табличка, что он продается.
— Обстановка внутри была такая же, как в первом доме?
— О нет, — сказал Томми.
Конечно, Остин не хотел вступать с ним в половые отношения в спартанской обстановке пустого дома, с ободранными стенами и старым диваном. Томми все еще с восхищением описывал тот дом.
— Такой красивый! Там были золотые светильники, стеклянные столы, и занавески, и бассейн.
— Это дом обвиняемого?
— Не думаю. Мы больше никогда туда не возвращались.
— Но он знал, где что находится.
— О да. Он налил себе выпить, а мне колы, а потом мы немного походили по дому.
— А потом что вы делали?
Томми колебался. Я не давил на него. Его взгляд скользнул мимо меня, но он не остановился на Остине. Томми закусил губу.
— Он сказал, что мы можем искупаться. Я ответил, что у меня нет с собой плавок, но Уолдо возразил, что в этом нет ничего страшного, потому что мы одни.
— И?
— Он вышел и стал раздеваться, потом остановился и посмотрел на меня, словно хотел спросить: «В чем дело?», и я тоже снял одежду. — Он скрестил руки. — Было как-то неловко вот так стоять голышом на улице.
— Там были соседи?
— Вокруг дома была высокая ограда.
Я кивнул.
— Вы купались?
— Да.
— Тебе понравилось?
Томми посмотрел на меня, будто вопрос был неожиданным или ответ вызывал неловкость. Я бросил на него все тот же прямой взгляд, который не менял с тех пор, как занял прокурорское место.
— Да, — наконец сказал он, потупив взгляд. — Мы плавали и лежали на надувных матрасах, играли в догонялки и в подводную лодку.
— Он касался тебя в воде?
— Да.
Томми не совсем так рассказывал мне в первый раз. Остину приходилось соблазнять Томми при каждой встрече, может, это и привлекало в сексе с детьми? Как только ребенок становился податливым и уставал, пора было сматывать удочки. В тот момент, когда больше не требовалось прилагать усилий, не надо было преодолевать сопротивление, Остин покинул Томми.
— Ты пугался, когда он касался тебя?
— Сначала это было похоже на случайность.
— Что произошло потом?
— Я лежал на надувном матрасе.
— На спине или на животе?
— На спине.
— Где был Остин?
— Он плавал около меня. Нырял под матрас и выныривал с другой стороны. А потом он подплыл, как будто очень устал, и положил голову и руки на матрас.
— Это был очень большой матрас? — спросил я. Мой голос был ровным, как будто все ответы были правильными и ничто меня не удивляло.
Томми показал ширину руками.
— Так значит, он дотронулся до тебя, — сказал я.
Томми кивнул.
— Его голова лежала у моей ноги, а руки сверху.
— Сверху где, Томми?
Он сглотнул.
— Одна на ногах, а вторая около пояса.
— Ты все еще был без одежды?
— Да.
— Так значит, его голова и одна рука лежали недалеко от твоего пениса?
Элиот выдвинул протест, сформулировав это как подсказку. Судья Хернандес принял протест. Я хотел сказать это первым, чтобы Томми было легче.
— И что произошло? — спросил я.
Я думал, Томми замкнется. Он сжал губы так, что они побелели. Я слышал, как он скреб ногтями перегородку. Я же собирался задать следующий вопрос, когда он отозвался:
— Он повернул голову, посмотрел на меня и улыбнулся, позвал меня по имени, и, глядя на него, я чувствовал, как его рука ползет к моей ноге, и потом он задержал ее там, прямо на… прямо наверху.
— А потом?
— А потом он сказал что-то вроде: «Ой, что это?» И я посмотрел туда, куда смотрел он, — на мой пенис. — Томми не замялся, прежде чем сказать это слово, он проговорил его быстро, на одном дыхании. — Он уставился на него, как будто никогда раньше не видел.
Я задавал вопросы, только когда Томми прерывался, и после моего вопроса он начинал торопиться,