говорить со мной, как всегда. Понимаешь?
— Да. — Он заплакал и повернулся ко мне спиной. — Но я не хочу быть там.
— Все будет хорошо, — торопливо сказал я. — Мы можем попробовать прямо сейчас, если хочешь. Ты всегда сидел на стуле, когда рассказывал. Ты будешь…
— Нет, нет. — Он замотал головой. — Я хочу сказать, что не буду давать показаний против Уолдо. Я не хочу причинять ему беспокойство.
«Сукин сын, — подумал я. — Он все-таки добрался до него». Но как? Мне показалось, что я вижу пресмыкающуюся физиономию Остина в комнате. От него нигде нельзя было укрыться.
— Когда ты говорил с ним? — мягко спросил я.
— Я не разговаривал с ним! — закричал Томми, как будто я обвинял его в чем-то. — Я думал о нем. Он не делал мне ничего плохого. Не только он был виноват в том, что произошло. Я не хочу причинять ему боль.
Дженет Маклэрен предупредила меня о такой реакции. Остин не просто совершил насилие над мальчишкой, он обратил его в свою веру. Томми любил его. И он чувствовал свою вину за то, что произошло.
— Томми. — Я подождал, когда он перестанет всхлипывать.
Он испуганно взглянул на меня, понимая, какому человеку противостоит.
— Ты не сразу поймешь, сколько горя он тебе принес, — сказал я. — Думаю, ты уже начинаешь это чувствовать. Не так ли, Томми? Остин не стал сначала твоим другом, а потом понял, как ему хочется до тебя дотронуться. Он обманул тебя. С вашей первой встречи он планировал, как остаться с тобой наедине и снять с тебя одежду. В случившемся не было твоей вины. Совсем не было. Не позволяй ему смутить себя.
— Я знаю. — Томми вытер глаза тыльной стороной ладони. Его лицо припухло. — Я это знаю. Но мне все же не хотелось бы причинять ему боль.
— И он делал то же самое с другими мальчиками, — продолжал я. — И с девочками. И некоторым из них было больно. Дело не только в тебе. Мы должны защитить остальных. Ты можешь думать, что он не навредил тебе, но возможно, сильно пострадал другой ребенок. Мы не можем отступиться от этого, правда?
Он покачал нерешительно головой.
Я продолжал говорить мягко, но все более настойчиво:
— Мне тоже нравится Остин, Том. Он многие годы был моим другом. Я тоже не хочу ему вредить. Но это не от меня зависит. Или от тебя. Нам не дано решать, преступление или нет то, что он совершил. Другие люди уже решили это за нас. У нас есть обязанности, которые мы с тобой должны выполнять. Мы не можем ими пренебрегать, не важно, что мы о них думаем. Есть система, которая принимает решения в таких случаях, и мы должны делать то, что нам говорят, нравится это нам или нет.
Какая чушь. Я и есть система. Я решаю, кого преследовать и до какого предела. Я бы никому не позволил лишить меня права принимать решения. Тем более гнусному извращенцу, которому удалось проложить путь сердцу своей жертвы.
— Ты понимаешь, Том?
— Да. — Он перестал плакать.
Вот где был подкуп. Мне надо было знать точно, проиграл я или нет. Я пытался занять место не только отца Томми.
— Но ты можешь послать систему к черту, — добавил я. — И меня тоже. Тебе лишь придется найти кого-нибудь другого, чтобы он рассказал о том, что ему сделал Остин.
Жаль, что я не видел своего лица. Я утратил строгость. Я старался выглядеть мужественным, но уязвленным, готовым к самому худшему. Томми пристально посмотрел на меня, как будто мог разобраться в тонкостях выражения моего лица и в том, что за этим скрывалось.
— Нет, — наконец сказал он. — Я сделаю это. Можете на меня рассчитывать.
— Молодец, — ответил я и невольно обнял его.
Я не стал задерживать его в своих объятиях, затем мы пошли на кухню и стали готовить сандвичи с сыром. Томми они нравились. Я еще с полчаса побыл с ним после прихода его родителей. Уходя, я пожал ему руку. Он был таким маленьким, что я мог бы поднять его одной рукой. Я мог заставить его делать то, что я хотел, но это бы не сработало. Он должен был любить меня. Я вопросительно взглянул на Томми, и он кивнул.
Я не совсем слепой. Глядя на Томми и его отца, я как будто рассматривал старые семейные фотографии. Томми был моим сыном в миниатюре. Его отношения с отцом были похожи на мои с Дэвидом. Его отец был слишком занят, чтобы заниматься им, исключая редкие моменты, когда он все же вспоминал о сыне, что только пугало мальчика, а не успокаивало его. Тот месяц, что я провел с Томми, прогуливаясь с ним, играя в мяч, примерно равнялся тому времени, которое я провел с Дэвидом, когда он был еще ребенком.
Я не знал, застану ли сына дома в пятницу вечером, но он оказался там, и не один. Викки открыла дверь.
— А, здравствуйте, — сказала она, не в пример прежнему, теплее.
Она выглядела сногсшибательно в длинном белом платье, которое оттеняло загар ее мягкой кожи. Светлые волосы были распущены и укрывали плечи. Нос был усыпан веснушками, чего я раньше не замечал. Серьги свисали до середины шеи.
— Тихий вечер в домашней обстановке? — спросил я.
Она засмеялась.
— Мы собираемся на бал.
По ее виду можно предположить, что поедет она туда в карете, которая начала карьеру простой тыквой.
— Надеюсь, что ты будешь почетным гостем, потому что затмишь всех остальных.
Она улыбнулась в ответ на комплимент.
— О, я даже наполовину не готова, — сказала она. — Входите.
Я вспомнил, что видел Викки оживленной считанные разы. Обычно она была холодна, как будто с трудом выносила нашу вынужденную встречу. Сегодня же вечером она выглядела такой счастливой, что вселила в меня огромную надежду.
Если бы Дэвид тоже выглядел счастливым, я бы просто немного поболтал и ушел. Он был в своем кабинете, сидел на углу кофейного столика, облокотившись о колени с бокалом в руках. Телевизор работал, и он смотрел в его сторону, но вряд ли понимал, что происходило на экране.
— Посмотри, кто пришел, — объявила Викки таким тоном, который я прекрасно знал после двадцати пяти лет семейной жизни. Он означал: «Встрепенись, Дэв, мы не одни».
— Привет, папа, — сказал Дэвид скорее озадаченно, чем обрадованно.
Никогда не видел его в смокинге.
— Ты выглядишь почти так же привлекательно, как Виктория, чтобы удостоиться чести сопровождать ее, — сказал я, подавив желание поправить ему галстук и лацканы. Мне следовало что-то добавить, чтобы не молчать. — Собираешься на бал?
Дэвид смущенно улыбнулся.
— Акт благотворительности, в которую нас втянули.
— Он имеет в виду, что я его втянула, — вставила Викки. — Извините, мне надо закончить макияж, иначе мы никогда не выйдем из дому. Простите, Марк.
Я вовремя повернулся, поймав взгляд, который она метнула в сторону Дэвида. Она улыбнулась мне.
— Ничего, я зашел на минутку.
— Предложи отцу выпить, — на прощание бросила Викки.
Дэвид улыбнулся, как маленький мальчик, и протянул мне бокал.
— Вот, осталось чуть-чуть, — сказал он. — Это мой бокал.
Я отказался.
